Юрий Глазков - Черное безмолвие [сборник, 2-е издание]

— Я не знаю, что такое половина, — сказал царь и пошел в столовую, набросившись на еду, как варвар, раздирая мясо руками и лакая воду из чаши. Лицо выражало тупость и непонимание. Он был полным идиотом. Отто становилось все страшнее. Он жил в мире умалишенного с совершенно непредсказуемым поведением, он боялся и за себя и за него.

Но вдруг Соломон вновь стал царственно гордым. Он писал картины, сочинял и читал вслух стихи, поэмы. В музыкальном зале он играл: чудесные звуки флейты уводили в мир прекрасного, сказочного, нереального… Отто закрыл глаза и мечтал о счастье… Вдруг музыка оборвалась, открыв глаза, Отто отшатнулся… перед ним стоял беспомощный старик, он озирался вокруг, держа флейту как ненужную палку.

— Что это? — спросил безобразный старик, указывая на флейту.

— Что имеешь в виду? — ошарашенно спросил Отто. — Это флейта, ваш любимый инструмент.

— Не понимаю, — выдохнул старик. — Я хочу спать. Где я?

Он двинулся вперед, натыкаясь на предметы как слепой, не узнавая ничего вокруг.

— Да поверни ты налево, стол-то обойди, что же ты на него лезешь… — не выдержав, грубо заорал Отто и испугался, все же перед ним был хоть и побежденный, но царь индигов.

Соломон остановился от окрика и стоял в нерешительности. Явно было видно, что он не понимал, куда ему велят идти, где это «налево». Отто взял его за руки и отвел в спальню, уложил. Соломон заснул мгновенно. Спал он день и ночь. Отто наблюдал за ним.

«Спит как спокойно. Раньше вскрикивал во сне, размахивал руками, словно сражался, а теперь… тихий, как мышонок. Господи, страшно-то как. Что же дальше будет? Так можно спать, только лишившись сновидений. Лицо как мертвое, ничто не трогает его черт. Его внутренний мир спит, он спокоен», — размышлял Отто. Но он ошибался. Как раз внутри Соломона и шла ожесточенная борьба. Побеждала то «левая» половина, то «правая». Менялся победитель, менялся и царь. Борьба измучила тело и сражавшихся. Тогда они переменили тактику, понимая, что никому не победить. Они старались добавлять себе недостающую часть мозга. Каждая половина стала создавать самостоятельную гармонию. Соломон спал, а внутри его «родилось два человека». И началась борьба за тело, но победителя не было. Они сторожили друг друга, предугадывая каждое движение, каждое желание. Левая рука царя вздрогнула и потянулась вверх, тут же в нее вцепилась рука правая.

«Ну и хорошо, значит, отошел, раз опять во сне буйствовать стал, — решил Отто. — Посижу немного и пойду спать».

Борьба за тело продолжалась. Им двоим было тесно, должен был победить один. Два мира не уживались в одном теле, как и люди на Земле. Борьба ожесточилась. Оба затаились, следя друг за другом.

«Пора», — решил один.

«Сейчас или никогда», — решил другой.

Обе руки взметнулись одновременно и сомкнулись на горле противника. Они душили друг друга, сжимая горло все крепче и крепче. Соломон задыхался, он хрипел, терял сознание, но никто не хотел уступать…

Отто сначала оторопел. Соломон душил себя двумя руками, душил ожесточенно. Опомнившись, Отто хотел было разнять эти убивающие руки, но хватка была мертвой. Соломон был сильным человеком. Тело вздрогнуло и обмякло. Отто устало поднялся.

— Зачем ты убил его? — услышал он. — Я же обещал ему жизнь. Он царь индигов. — В дверях стоял святой отец.

— Он бросился на меня, хотел меня убить. Я защищался, — бормотал Отто.

— Придется умереть и тебе. Ты нарушил наш договор. Выходит, что я не выполнил свое обещание. Смерть твоя будет нелегкой.

Монах облегченно вздохнул.

— Я готов, святой отец. — Отто смиренно согнулся, голова его свесилась, как бы подставляя ее под топор. — Вы правы, так будет лучше…

Посадка была трудной. Планета небольшая, но указатель массы был почти у красной предельной черты, а это значило, что гравитация планеты будет выворачивать кости, давить на позвоночник без всякой пощады днем и ночью, сделает руки и ноги тяжелыми и неповоротливыми, а голову чугунной гирей, аккуратно вправленной в ажурный гермошлем, и наступит момент, когда нестерпимо захочется «потерять» свою собственную голову и хоть немного от нее отдохнуть. Все эти радости обещала тяжелая планета. А уж посадка с перегрузкой тем более изматывала, сплющивая тебя и стараясь выдавить из легких остатки живительного воздуха.

Внизу, под кораблем, проплывали океаны, моря, поля, города. Брейк выбирал место посадки, он исследовал уже далеко не первую планету.

«Лучше сесть где-нибудь неподалеку от маленького города, проще будет разобраться, что к чему, нечего здесь засиживаться и ползать, как удав с набитым брюхом», — размышлял Брейк.

Корабль коршуном кинулся вниз и вцепился в опушку леса неподалеку от городка. Перекошенные от перегрузок лица спутников Брейка чуть разгладились, но остались похожими на взгорбившийся блин. Тяжело переводя дыхание, космонавты один за другим проваливались в тяжелый, глубокий сон. Брейк последовал за ними, чуть всхрапывая и шевеля губами во сне; ему снилась родная планета…

Наступило время всеобщего отпуска. Так было заведено уже не один десяток лет. Как только приходило лето, весь город выезжал вниз, к морю, купаться, загорать… Лето есть лето. Потом, через две недели, в город возвращались ремонтные бригады, они ремонтировали дома, здания заводов, фабрик. Еще через две недели в город прибывали механики, они латали станки, машины. А уже совсем к концу лета прибывали рабочие и служащие — город опять начинал, а вернее, продолжал рабочую жизнь. Так было из года в год, город рос и хорошел. Выезд к морю, был подобен празднику. Разукрашенные машины, веселые люди, смех, песни, танцы… Все это вспыхнуло, сверкнуло, как залп салюта, и исчезло внизу под шуршание широких автомобильных шин. Город опустел в одно мгновение, даже собак не осталось — одни в машинах, а другие просто сворой кинулись за людьми. Собаки города отличались сообразительностью. Стало тихо, только ветер гулял по улицам почтенного города, суд которого был уже без работы добрых полсотни лет. Отцы города гордились его и своим прогрессом.

Брейк проснулся первым, он был строг к себе и своей команде. Если даже кто просыпался раньше, то тихо лежал, не смея подняться, — командир должен быть всегда и везде первым, это закон. Разбудив остальных, Брейк дал час на подготовку к первому десанту на планету. Ходили как сонные мухи, горбясь под тяжестью своих тел, ноги переставляли с трудом. Брейк с болью в сердце смотрел на сборы, но изменить ничего не мог — у Вселенной были разные планеты. Час прошел быстро и мучительно, десант был готов покинуть корабль и обследовать близлежащий район. Анализ атмосферы показал полное благоприятствие, выходить можно было без скафандров — это уже подарок для экспедиции.