Юрий Глазков - Черное безмолвие [сборник, 2-е издание]

— Уже.

— Тогда не тяни, дай портреты.

На экране появились портреты Султана и хранителя казны.

— Ну вот, — задумчиво произнес Иван Христофорович. — Теперь все упрощается. Запроси хранитель волн времени того века, пусть найдет дни их общения. Посмотрим, что там было.

— Сейчас, Иван, — Ван Кларк запросил хранитель. Экран ожил. Появился зал, знакомый диван. Два человека хлопотали около него. Один из них был хранитель казны, другой незнаком. Послышался диалог.

— Ты думаешь, все обойдется?

— Да обойдется. Сколько можно терпеть. Этот полоумный скоро разорит меня. Он выигрывает у меня каждый день по золотому. Попробуй не проиграть — голова с плеч. Все, надо поторопить события, твой яд действует медленно. А он радуется как ребенок. Лекарь, ты хорошо придумал фокус с пяткой.

— Это придумал он сам, случайно. Он любил тереть большим пальцем ноги о валик дивана. Сам того не понимая, он стимулировал работу мозга и работу печени тоже. Особенно усердно он этим подсознательно пользовался во время игры в шахматы. Он же не знал, что ты ему сознательно проигрываешь.

— Все равно, ты сумел внушить ему эту привычку. Она стала ему необходимой. Осталось совсем немного — потереть ядом валик и…

Оба нагнулись, послышался шуршащий звук трущейся материи.

Это было просто необъяснимое убийство. Первое в глубинах дальнего космоса. На планете это был бы обычный «очередной психоз» и не более того. Планета знала много историй ухода из жизни: добровольных и принудительных, коллективных и, так сказать, индивидуальных. Объяснение всему этому кошмару психологи находили просто и однозначно — избыток информации, сознание не способно «переварить» этот бурный, неоднозначный, а главное, зачастую противоречивый поток…

Но тут, в далеком холодном мире, среди другого Разума, где обычно «чужие» жмутся друг к другу, — и вдруг убийство. Три посланника Серны хорошо вписались в иной мир, повседневно взаимообогащая друг друга знаниями и опытом. Ничего не предвещало беды, «местные и пришлые» прекрасно уживались. И на тебе, убийство.

— И кто убил — психолог, который, казалось бы, должен сделать все, чтобы в экипаже поняли друг друга, да и глубоко проникнуть в их душу самому. И какой психолог — добрейший Финни. Финни, спасший целую колонию от нападения аборигенов. Он сумел понять агрессивную сущность доброго на вид вождя. Суть его пространных рассуждений о любви и дружбе, оказывается, и это смог уловить только Финни, не совпадала с жестикуляцией. Язык его жестов «говорил» примерно так: дружба — это способ усыпить бдительность, любовь — это желание просто-напросто убить. Почему так? Даже Финни объяснить не мог. Но он был прав. Они бросились на нас с каменными ножами. Со всех сторон, тучей. Это на нас-то, вооруженных лазерами. Мы устали, только Финни стоял и смотрел на все это с грустью, я его сумел спасти в последнюю секунду — над его головой уже занесли нож… Я свалил этого громилу, а Финни бросился оказывать ему помощь, на глазах у него были слезы… — рассказывал, захлебываясь от волнения, командир Фуш. — И на тебе: «слезливый» Финни — убийца. Мы его так прозвали после той баталии.

— Спасибо за информацию, командир. Можете ли вы утверждать, что врач Финни был вполне нормален и не имел признаков мании величия, мании преследования, других маниакальных заболеваний.

— Чего, чего? — не понял Фуш.

— Ну, не хотел ли он кого-нибудь убить? Не прятался ли он, думая, что за ним следят, что за ним гонятся, что, наоборот, его хотят убить. Или не говорил ли — он, что он, например, Наполеон, Юлий Цезарь, или Нерон, или из семьи Романовых? — уточнял судья.

— Ну что вы, сэр. Его фамилия Финни. Джек Финни. Какой же он Цезарь. Он корабельный врач. Вообще у него воображение плохо работало. Он даже не мог себя представить астероидом. У нас такая игра, знаете, в дальнем полете среди одних и тех же звезд хочется развлечений, поэтому извините за наивность взрослых людей, но…

— Понимаю, понимаю, — глубокомысленно произнес судья. — Продолжайте.

Царственный жест судьи не понравился командиру. «Сам ты Цезарь и Нерон, вместе взятые, пузырь надутый», — подумал он, а вслух продолжал:

— …так вот игра: один астероид, другой метеорит. Берем в руки по вареному яйцу и… трах… у кого яйцо разобьется, тот и проиграл. Правда, интересно?..

Судья пожал плечами и с удивлением смотрел на командира.

— Это нас русский научил, у них принято на Пасху вот так яйцами вареными стукаться, а Джон предложил ее космический вариант. Теперь, сэр, на любой планете мои парни прежде всего узнают, есть ли у них куры или крупные птицы…

— Спасибо, спасибо, командир, мы используем вашу информацию для установления истины. Ваша информация очень ценна. И все-таки были ли у него странности? Вернее так, особенности?

— Да, сэр, были. Он был очень принципиален и жил по закону какого-то… забыл фамилию. Он был для него как бог.

— Он был верующим?

— Сэр, кто летает, тот обязательно во что-нибудь да верит. У каждого свой бог. У Финни был свой, вот, черт, забыл, как его звали.

— Хорошо. Скажите, вы были командиром экипажа, доставившего группу первого контакта на планету Зетта?

— Да, сэр. — Командир гордо вскинул голову и выставил подбородок вперед. — Это был я.

— Что вы скажете об этом?

— В каком смысле, сэр?

— Ну вообще. Как там все было? Как вел себя Финни?

— О, сэр, это была удивительная история. Во-первых, я чертовски удачно посадил наш корабль на лесную поляну. Все ребята хором пропели мне здравицу, в ней, сэр, есть такие слова: «Пока командир с нами, мы и не думаем о своей жизни…»

— Ближе к делу, командир, не отвлекайтесь, — судья начал раздражаться.

— Я как раз ближе к делу и держусь. Не сядь мы на эту планету, ничего бы и не произошло. Так вот, я посадил корабль, посадил мастерски. — Судья отчаянно сморщился. — В лес убежали какие-то зверушки, я это видел собственными глазами, как вас, сэр. Как только я убрал пламя и мы спустились из корабля, к нам подошла делегация от местных жителей. Было такое впечатление, что они нас поджидали где-то за деревом. Наши специалисты по контакту и местные быстро договорились и ушли в лес. Заводилой у нас был Финни, уж очень бойко он с ними трепался. А мы улетели через сутки по местному календарю, как и предписывает инструкция. Сутки на размышление и переговоры с этими красавцами — во. — Командир красочно провел ладонью по горлу.

— Я понимаю ваш жест, что этого времени достаточно, а не как-то по-другому. — Судья все еще сердился на словоохотливость командира. — Значит, никаких признаков беспокойства, враждебности, прямой угрозы не было?

— Ни в коем случае, сэр. Даже наоборот, они ушли в лес обнявшись и покачивались все вместе в такт шагов. Если б я не был свидетель встречи, то подумал бы, что они… только вот песни не пели.