Юрий Глазков - Черное безмолвие [сборник, 2-е издание]

Голос в динамике захлебнулся и пропал. Через несколько секунд он снова ожил.

Срочное сообщение для судьи: «Финни мертв, а на лице его улыбка».

— Это очень удачная мысль — нарушить мир Гармонии, — задумчиво, нарастяжку говорил человек, одетый в черное. — Притом, Отто, ты очень удачно предлагаешь нанести удар в главное звено — мозг.

— Благодарю вас за похвалу, святой отец, — монах смиренно склонил голову.

— Не стоит благодарить, сын мой, ты этого заслуживаешь. Я знаю о твоих дарованиях, знаниями своими ты превысил всех. Но то, что будем делать мы с тобой, должно быть нашей тайной.

— Слушаюсь, святой отец.

— Нам будут нужны разные люди: воины, музыканты, ученые, поэты, художники, рабы. Мы должны научиться управлять ими. Все не должны быть одинаковыми — это роскошь для нашей планеты. Как ты это сделаешь?

— Святой отец, я сумею расстроить гармонию мозга, и тогда человек будет жить или левой или правой его частью. А это, наверное, то, что нам надо.

— Почему, наверное, Отто? Ты в чем-то сомневаешься?

— Нет, святой отец, у меня нет сомнений. Никто и никогда этого не делал, всего не учтешь. Я предлагаю найти человека талантливого, много умеющего и, спрятав его в подвалах монастыря, испробовать это на нем. Никто ничего не узнает, после войны рабов много. Какая разница — убить его или посадить в подвалы.

— Ты прав. Но надо хорошо знать этого человека. Он должен много уметь и знать, ты прав: иначе трудно будет понять, что происходит, не так ли?

— В ваших словах мудрость, святой отец. Есть такой человек.

— Кто? — быстро переспросил его монах.

— Царь индигов, он ваш пленник, святой отец.

— Ты с ума сошел, Отто. Я не нарушу клятву и не отниму у него жизнь.

— А вы ее и не отнимаете, святой отец. Мы лишь нарушим гармонию главного координатора его тела — вот и все. Совесть наша чиста.

— Почему именно он?

— Святой отец, он прекрасный воин, поэт, художник, он великолепный музыкант. О нем написаны трактаты. Вы же знаете, Соломон — даровитый, так льстецы его страны именовали его. Лучшего экземпляра нам не найти, святой отец.

— Как мерзко ты его назвал — экземпляр. Отто, он ведь царь великих индигов.

— Бывший, святой отец. И индиги — бывшие великие. Теперь великий вы и ваш народ. Вы можете все, никто вас не остановит и не осудит. — Отто упал на колени и поклонился до каменного пола.

Разыгранная сцена возымела воздействие, святой отец улыбнулся.

— Ну что же, благословляю. Встань. А это не больно?

Монах заметил, как вздрогнул святой отец.

«Боли боится и чистеньким хочет выглядеть. Заботу проявил о человеке. Оскорбился, что я непочтительно отозвался о царственной особе. Он ведь тоже вроде такого же ранга. Индюк надутый», — монах зло усмехнулся про себя и легко поднялся.

— Не больно, святой отец. Просто я сделаю так, чтобы нечто, связующее в единую гармонию правую половину мозга и левую, разъединит их. Мне надо будет понять, что за этим произойдет. Я буду с ним один и день и ночь. Я буду всегда рядом, я буду с ним гулять, говорить, спорить, слушать, наблюдать…

— Пойдем к нему, я тебя ему покажу и уйду по делам государственным. Мне докладывай исправно, но не мельчи, о главном лишь рассказывай, об интересном. И помни… нам не бунтари нужны, а послушные… воины и… в общем, те, кто будет работать.

Пришли в подвалы. В большом каменном мешке стоял стол, лавка, кровать… в общем, все, что нужно для жизни. Вошли… из-за стола поднялся высокий, черноволосый с чуть раскосыми глазами Соломон. Поза его не выражала страха, подобострастия, подчинения побежденного. Напротив, она выражала достоинство.

— Здравствуй, Соломон, я здороваюсь первым, потому что ты оказался у меня, хоть и не по своей воле, вроде как гость по принуждению. Я сдержу свое слово, ты будешь жить. Но пока вот здесь. С тобой будет этот монах, Отто. Доверься ему, он смиренный, начитанный, много знает. Он тебе будет скрашивать длинные невольные дни.

— Спасибо, Ивон. — Соломон чуть склонил голову.

— Святой отец… Святой отец. При монахе же… — поправил его Ивон.

Соломон промолчал.

— Отто, доставь сюда инструменты музыкальные, бумаги побольше, книг, перьев, чернил… Что еще?

— Мои записи, что со мной были в шатре, — попросил Соломон.

— А что там?

— Астрономические расчеты долгих лет наблюдений за Красной планетой.

— Исполни, Отто.

— Повинуюсь, святой отец. Обращу ваше внимание, эта дверь ведет в библиотеку, эта в музыкальный зал… там и место для публики есть.

Святой отец удивленно вскинул брови.

— Лавка для меня одного, — уточнил, улыбнувшись, монах.

Святой отец рассмеялся.

— Нельзя ли на башню с приближающей трубой ходить, хоть со стражей.

Отто чуть покачал головой.

— Нет, Соломон, нельзя. Кинешься еще с башни, а обо мне скажут, что я слова не сдержал. Нельзя… пока. Желаю быть в добром здравии. Отто, накорми гостя.

— Любите ли вы приправы, царь побежденного народа? — обратился Отто к Соломону.

— Да, люблю, — машинально ответил Соломон, думая о чем-то другом.

Святой отец, приостановившись в дверях, оглянулся на Отто и одобрительно кивнул головой.

— Несу, царь, кушанья… с приправой.

Через неделю Отто заметил первые признаки действия своего дьявольского снадобья. Менялись не только привычки Соломона, но менялось даже его лицо. Оно бывало то решительным, то растерянным. То на него ложились тени аскетизма, то отрешенного человека с идиотской улыбкой, то… Одним словом, оно постоянно менялось, и это испугало даже Отто. Потом он понял, что выражение лица, а вернее, само лицо отражало его внутренний мир, который был на этот период времени. Отто понял, что борьба «правого» и «левого» началась.

Однажды царь прошел в библиотеку и читал двое суток, читал без сна, без пищи. Ничто не могло его отвлечь, ни прикосновение, ни словесное обращение, ни музыка, ни грохот литавр. Лицо при этом было сосредоточенным, и в нем отражались все его переживания от прочтения книги. В другой раз он засел за стол и погрузился в вычисления. Отто не понимал их. Он стоял рядом, вглядываясь в смысл логики цифр, но не мог проникнуть в их таинства. Царь не замечал Отто, он работал. Отто посмотрел на него и изумленно осознал, что он уразумел смысл перерождения царя — он занимался астрономическими выкладками. Почему? Отто не мог объяснить. И действительно, через сутки царь встал и сказал: «Я и мой народ отныне знают, сколь долог путь к Красной планете. Не хватит многих жизней». Как-то он подобрал на полу монету в полдинара и долго и тупо смотрел на нее.

— Это полдинара, — подсказал Отто.

— Что это — полдинара?

— Это деньги, есть достоинство монеты в динар, а это полдинара, то есть половина той.