Сергей Арьков - Влад Хельсинг

Владик полной грудью вдохнул теплый сельский воздух. Наконец-то. Дождливая пасмурная погода нагоняла на него депрессию и рожала в голове думы суицидального свойства. Теперь же, пригревшись под теплым летним солнышком, Владик позволил себе робко и не без опаски возрадоваться жизни.

При ярком свете дня вчерашние страхи показались ему чем-то нереальным. Судя по всему, Цент был прав – ему все это просто привиделось. С ним и раньше случалось подобное. Например, когда его невеста, Маринка, была еще жива, она казалась ему красивой женщиной. А когда он недавно глянул на ее фотографию, которую, в тайне ото всех, бережно хранил, у него едва волосы не встали дыбом – со снимка на него взирала страхолюдина потасканной наружности. Вот и вчера ему что-то такое то ли привиделось, то ли померещилось, то ли он сам все это придумал и поверил в собственные выдумки.

Так или иначе, Владик больше не испытывал суеверного страха перед родником. И это было весьма кстати, поскольку туда-то ему и предстояло отправиться. Следовало принести воду и найти дробовик прежде, чем проснется Цент и потребует чаю. А иначе, чего доброго, свирепый истязатель точно сбросит его в погреб к загробному Ивашке.

Стоило вспомнить о питомце Цента, как тот тут же подал голос – зарычал из погреба, но как-то беззлобно, даже почти дружелюбно. Видимо, хорошая погода благотворно подействовала и на него.

Насвистывая, Владик побрел по тропинке вниз по склону, в направлении ложбины. Прошел мимо зарослей лопуха, но те не показались ему страшными. Миновал навозную кучу, но и в ней больше не было ничего зловещего. А когда впереди замаячили вершины растущих на дне ложбины деревьев, Владик даже не замедлил шага. И даже старая колокольня, которая сегодня была хорошо видна, больше не напоминала башню ужасов, с вершины которой силы ада высматривают себе добычу. Это были просто старые развалины, не более того. И Владик был уверен, что если сегодня он дойдет до заросшего лесом кладбища, то и оно не повергнет его в ужас. Да и чему там ужасаться? Людей там нет, мертвецов тоже – те давно сгнили в своих могилах. И кто же может там обитать? Ответ напрашивался очевидный – никто. И тот взгляд, что он ощутил на себе, был рожден игрой воображения. Некому было смотреть на него со старого кладбища. И у родника тоже никого не было. Дело просто в том, что он слишком труслив, а его воображение чересчур богато и скоро на разные жуткие фантазии.

Дробовик Владик нашел возле самого спуска в ложбину. Тот лежал в грязной луже, и Владик обязательно прошел бы мимо, не заметив ружья, если бы не зацепил его ногой. Патроны в нем наверняка пришли в негодность, но в этом не было большой трагедии. Боеприпасов у них хватало. А сам дробовик был в порядке. Его только требовалось разобрать, почистить и смазать.

Повесив оружие на плечо, Владик по земляным ступеням спустился в ложбину. Спустился, остановился и огляделся. И невольно усмехнулся. Как же мирно, спокойно и безопасно выглядело это место при ярком дневном свете. И как же надо было накрутить себя вчера, чтобы увидеть здесь какое-то неведомое нечто.

Канистры стояли там, где Владик их и уронил. Рядом валялся алюминиевый ковшик, ручка которого сильно погнулась. Владик сообразил, что когда он вчера метался по ложбине в приступе беспричинной паники, то, вероятно, наступил на ковшик ногой. Вновь усмехнулся, представив себе эту картину – он, в слезах и соплях, с диким криком бегает по роще, бьется об деревья, валяется в грязи. Стало даже немного стыдно перед самим собой за подобное поведение.

Владик слил из канистр воду и наполнил их заново. Подняв их по земляным ступеням, он остановился, подумав о том, что спешить домой особо незачем. Цент едва ли проснется раньше полудня, Машка тоже, а погода сегодня чудо как хороша. Ему захотелось немного погулять на свежем воздухе, и он сразу понял, куда хочет пойти. К развалинам церкви. Не то чтобы Владика тянуло туда, место, что ни говори, было не самым приятным. Но он чувствовал, что должен это сделать. Чтобы окончательно победить свой страх, и убедиться в том, что ощущение жуткого взгляда было лишь плодом его воображения.

Оставив бесполезный дробовик вместе с флягами, Владик миновал ложбину и стал подниматься на холм. Он видел колокольню, возвышающуюся над деревьями, и в его прямой кишке начали образовываться первые кристаллики льда. Программист стиснул зубы и приказал себе не быть бесполой тряпкой. Мужик он, или где? Испугался старого кладбища, как маленький ребенок. И после этого еще удивляется, что Машка не обращает на него внимания. Конечно, не обращает. Зачем ей нужен такой кавалер, который в страхе шарахается от собственной тени, и которому на ровном месте мерещится всякая потусторонняя дичь?

Владик твердо решил встать на путь исправления и развивать в себе мужицкие качества характера. И начнет он это дело с похода к старому кладбищу. Он не просто дойдет до ограды, он зайдет за нее. И не просто зайдет, а дойдет до склепа, который увидел во время прошлого визита. И даже войдет внутрь….

Тут Владик прекратил наговорить на себя. Мужицкие качества характера, это, конечно, хорошо, но нужно же быть реалистом. За ограду он, возможно, и зайдет, что тоже не факт, но внутрь склепа он может попасть только связанный и влачимый на аркане. По доброй воле он к нему и близко не подойдет. Впрочем, оно ему и не надо. Проникновения в старые склепы явно выходили за рамки обычного мужицкого поведения. Для этого требовалось быть на всю голову героем, а на подобную недосягаемую высоту Владик даже не пытался покушаться. Ему бы освоить то, что попроще: перестать дико бояться темноты да обуздать свой кишечник, имеющий привычку не в меру обильно опорожняться в любой экстремальной ситуации.

Как бы то ни было, Владик собой гордился. Вчера он едва не умер со страху, и был уверен, что отныне вообще больше никогда не решится выйти из дома, а сегодня он идет, и куда – прямо к жуткому старому кладбищу. Ну, и кто после этого мужик?

Ощутив себя альфа-самцом и кумиром юных дев, Владик подвергся процедуре фантазирования. Возмечтал, что есть мочи, каким он станет, когда его новообретенная мужественность достигнет пика развития. И пригрезилось ему дивное видение, в коем он предстал в образе могучего героя и богатыря, что отважно побеждает зомби и прочих недругов. Без тени страха врывается он в злодейские логова, и разносит там все вдребезги. Все его боятся, даже зомби, хоть и безмозглые, при виде его обращаются в бегство. И Машка, конечно же, любит его без памяти, это уж само собой. Да и как можно не любить этакого героя? И, кстати, не только Машка. Он секс-символ постапокалипсиса, кумир женщин. Те ему любовные письма шлют пачками, по ночам о нем грезят. Слава его столь велика, что в его честь уже установили три памятника, пять бюстов и восемь мемориальных досок. А что касается Цента, то его героический Владик держит при себе в качестве мальчика для битья, периодически поколачивает и заставляет прислуживать себе за столом. Сам ест тушенку, а Цента кормит одним луком. А еще….