Сергей Арьков - Влад Хельсинг

О, Цент чуял, что дело тут нечисто. Владик нарочно портил блюда, поскольку сам не употреблял их в пищу. Он-то сам, по приказу Цента, кормился экологически чистым луком, чем так укрепил свой иммунитет, что даже ни разу не чихнул, прожив целую неделю в одном доме с двумя гриппозными соратниками. Но Владик был неблагодарен. Он не оценил принудительного лукового рациона, который так мощно усилил его иммунную систему. Владик мечтал о вредной пище, способной свести его, слабого и болезного, в могилу за пару месяцев. Он грезил тушенкой, видел во снах колбасы, облизывался, глядя на сухарики со вкусом холодца и хрена. Не получая всего этого, он подло мстил, нарочно портя суп.

И с этим бунтарством пора было что-то делать.

– Вот возьму его, гада, да брошу к Ивашке, – проворчал Цент, поднимая себя с постели. – Сколько можно все это терпеть?

– Скоро ли завтрак? – прокричала Машка из своей спальни.

Цент едва сдержался, чтобы не наговорить ей гадостей. Завтрак ей, видите ли, подавай. Нет бы, встать самой, да приготовить его, завтрак этот. Завтраки, они, между прочим, не появляются путем самозарождения, но творятся руками человеческими. А руки, должные приготовить утреннюю трапезу, куда-то пропали вместе со своим хозяином.

Цент вошел на кухню, и застал там удручающую картину. Завтрака не было. Не было даже намека на него. Тешась надеждой на кружку чая, он заглянул в чайник, но там было пусто. Фляг тоже не было – Владик, как бросил их вчера у родника, так до сих пор не принес обратно.

– Я бы хотела к кофе сладких сухариков с яблочным джемом, – прокричала из своей спальни Машка. – И кофе не слишком сладкий. Две ложечки сахара, не больше. И ложечку сухих сливок, если они еще остались.

Поражаясь наглости окружающих его людей, Цент вышел из дома на крыльцо и сунул в рот сигарету. Нынешний день разительно отличался от своих предшественников – он был ясный и солнечный. Казалось, осень передумала наступать, и вновь вернулось лето.

Попыхивая сигаретой, Цент прошелся по двору. Сегодня он чувствовал себя почти совершенно здоровым. В теле еще присутствовала легкая слабость, но горло уже не болело, а из носа не извергался в два потока сопливый водопад. Вероятно, простуда отболела свое, и иссякла. И это радовало. Центу надоело сидеть на одном месте. К тому же его заботили долгосрочные планы, а именно – где им всем зимовать. Зимой дороги занесет снегом, и по ним не больно-то поездишь. Волей-неволей придется осесть на одном месте. И это место следует выбрать с умом, чтобы в самый разгар зимы не замерзнуть там из-за отсутствия топлива, и не помереть с голоду от нехватки еды. Ну, с едой попроще – в крайнем случае, можно сожрать Владика. В самом крайнем – и Машку тоже. Но доводить до этого не хотелось.

Цент дошел до погреба, поднял крышку и заглянул вниз. Там, запрокинув голову, и смотря на него пустыми глазницами, стоял Ивашка и скалил гнилые зубы.

– Здорово, горемыка, – поприветствовал мертвеца Цент.

Ивашка ответил ему коротким отрывистым рыком.

– Как сам?

Ивашка рыкнул еще раз.

– Да, вот и у меня не все хорошо, – со вздохом признался Цент. – Владик меня тревожит. Серьезно тревожит. Вот подумываю, не заслать ли его к тебе на перевоспитание?

Ивашка, словно поняв собеседника, стал громко рычать и топтаться на месте, совершая руками бестолковые жесты, будто отгонял от себя назойливых мух.

Цент хотел пожаловаться Ивашке на Владика (мертвец, стоило отдать ему должное, умел слушать), но тут до его слуха донесся истошный визг, который становился громче с каждой секундой. Цент без особого труда установил источник визжания.

– Опять он хулиганит! – покачав головой, сокрушенно произнес бывший рэкетир. – Ну, вот что с ним делать? Ивашка, посоветуй!

Но вместо ответа мертвец в погребе еще раз громко прорычал и с силой топнул ногой по земляному полу. Цент, впрочем, легко расшифровал эту пантомиму.

– Бить, говоришь? – уточнил он. – Эта мысль приходила мне в голову. Сам-то я убежденный противник насилия, применяю оное лишь в медицинских целях. Но Владику требуется хорошая взбучка – это ясно и без всяких докторов. Вот что с ним опять случилось? Что он визжит на всю округу? Как будто не знает, что наши соседи – зомби. Решил их на завтрак созвать и угостить собой?

Пока Цент вел беседу с немногословным питомцем, во двор влетел Владик. Пот катился с него градом, смешиваясь с грязью, в которой он вновь умудрился славно выпачкаться. Глаза у Владика были огромные, будто он только что узнал, что проведет остаток жизни без секса и мяса. Программиста трясло, слюни лились вязким потоком из широко распахнутого рта, которым тот жадно глотал воздух. Пробежка выдалась интенсивной, Владик, пожалуй, побил свой собственный рекорд. Возможно, побил и олимпийский. Уж больно эффективным допингом являлся дикий, сводящий с ума, ужас.

Увидев Цента возле погреба, Владик хрипло закричал:

– Нам нужно уезжать! Немедленно!

– Ну, вот, опять начал командовать, – пожаловался Цент Ивашке. – Выскажу свое тревожное подозрение, коллега: у малыша бурно развивается комплекс полноценности. Владик возомнил себя большим начальником и самым умным. Если не пресечь на корню эти опасные заблуждения, его болезнь может принять необратимую форму. Я, конечно, понимаю, что эвтаназия тоже средство, но не хотелось бы доводить до крайних мер. Хотя, если подумать, то почему бы и нет?

Владик подбежал к Центу, и быстро затараторил:

– Нам нужно уезжать! Сейчас же! Здесь очень опасно.

Цент повернулся к нему и снисходительно посмотрел на программиста. А затем насмешливо спросил:

– Ну, что на этот раз тебе померещилось?

– Трупы! – завопил Владик. – Мертвые люди в траве!

– Что с тобой не так? – удивился Цент. – Другому, на твоем месте, мерещились бы голые бабы, а у тебя одни покойники на уме. Эй, прыщавый, уж не питаешь ли ты к усопшим сексуального интереса? Если да, то поверь мне – это ненормально. Борись с этим. Сопротивляйся своим нездоровым желаниям.

Ивашка громко рыкнул из погреба. Цент опустил на него взгляд и развел руками.

– Да я давно предлагал его кастрировать, – сообщил он мертвецу. – Известно ведь, что все психические отклонения базируются на сексуальной почве. Но Владик уперся. Почему – не понимаю. Для чего он бережет свое хозяйство? Все надеется, что рано или поздно оно ему пригодится? Если так, то он еще глупее, чем я думал.

– Нам надо бежать! – закричал Владик, взбешенный тем, что Цент его игнорирует.

– Ого! Теперь уже бежать? Хворый, ты определись, нам надо ехать или бежать. А через минуту ты, чего доброго, прыгать прикажешь.

– Я говорю правду! – чуть не плача вскричал Владик. – Там, на той стороне ложбины, есть старая церковь. И еще там кладбище. И….