Сергей Арьков - Влад Хельсинг

А вдруг неведомое зло не беспокоило их? Вдруг оно находилось в спящем состоянии? И пробудилось, когда грянул зомби-апокалипсис.

У Владика от страха застучали зубы, и он вцепился пальцами в край одеяла, будто то было надежной защитой от всяческих чудовищ. В этот момент он нисколько не сомневался в том, что неведомое чудовище реально. И в том, что оно может пожаловать в гости, он тоже вполне себе верил.

Ему захотелось встать и сходить к входной двери, дабы лишний раз убедится, что та запрета на все засовы и цепи. Захотеться-то захотелось, но он не пошел. Было слишком страшно. Для этого пришлось бы выбраться из-под надежного защитного одеяла. К тому же его взяли сомнения, сможет ли обычная деревянная дверь удержать существо из склепа. Наверняка этот монстр невероятно силен, и сумеет выбить ее одним ударом. Или, все того хуже, и неведомое нечто способно проходить сквозь двери. А если так, оно может быть уже внутри дома!

Владик едва не заплакал от ужаса и отчаяния. Он едва не бросился к Центу или к Машке, и не полез к ним в кровати, потому что оставаться одному в зловещей тьме стало просто невыносимо. Конечно, спутники не одобрят его поведения. Машка, скорее всего, решит, что Владик пытается покуситься на ее женские прелести, и поднимет шум. А Цент ничего решать не будет. Он просто убьет его, не просыпаясь, и только потом станет выяснять, что случилось. Нет, его спутники были не теми людьми, у которых следовало искать моральную поддержку. Владик понял, что сражаться со своими страхами ему придется в одиночку.

И какое-то время ему это почти удавалось. До тех пор, пока страх его не перешел на новый уровень. Случилось это, когда он вдруг четко расслышал какой-то звук. Тот, как будто, донесся снаружи, со двора. Владик напрягся, изо всех сил стараясь не закричать. Притом боялся он не того, что разбудит Цента и огребет от того ночных побоев. Нет, это его не пугало. Он куда сильнее боялся выдать себя этим криком. Указать монстру свое точное местоположение.

Звук повторился, и в этот раз Владику стало ясно, что доносится он со стороны крыльца. Там, снаружи, перед входной дверью, что-то было. Возможно, какой-то приблудный зомби, и в этом случае беспокоиться не следовало. А возможно, что нечто иное. Существо из склепа, к примеру.

Дальше стало совсем страшно. Раздался негромкий, но жуткий звук, от которого у Владика перехватило дыхание. Что-то острое скреблось по деревянной поверхности двери. Что-то, могущее быть, к примеру, длинными когтями, которые располосовали шею одной из жертв возле кладбища. Звук тянулся в одной тональности, словно когти, впившись в тело двери, чертили в нем длинные борозды. Затем прервался, и все стихло. Ну, не совсем все. Тишину нарушал зубовный грохот – Владик так яростно лязгал челюстями, что едва не откусил себе язык.

Затем он услышал еще один звук – теперь уже прямо за стенкой, возле которой стояла его кровать. Там, снаружи, что-то звякнуло. Владик вспомнил, что в этом месте на заборе висели старые стеклянные банки.

Кипящий пот брызнул из него, как вода из губки. Он все понял – существо из склепа учуяло его. Возможно, оно не умеет ходить сквозь стены, но разве нет иного способа добраться до намеченной жертвы?

О, такой способ был. Окно! Небольшое окно, которое Владик самолично укрепил, прибив к раме две толстые доски. Но остановят ли они монстра? Возможно, и остановили бы, не будь он таким лентяем. Потому что, прибивая доски, Владик воспользовался не теми огромными гвоздями, какие ему советовал Цент, а выбрал гвоздики поменьше, ведь их было гораздо легче забивать. Да, легче забивать. Но и выдергивать их легче.

Чудовище, крадущееся снаружи, будто прочло его мысли. Не успел Владик подумать про окно, как услышал жуткий звук, будто сразу несколько острых гвоздей медленно поползли по стеклу, оставляя в нем неглубокие борозды. От этого мерзкого скрипа у программиста скрутило живот. Чтобы не закричать, Владик впился зубами в край одеяла. Он лежал, боясь дышать, и еще больше боясь повернуть голову и посмотреть в сторону окна. Потому что боялся того, что мог увидеть. Например, как кошмарная рука лезет внутрь, поворачивает ручки, распахивает окно, а затем в его комнату змеей вползает черное тело с белым как мел лицом. И вот оно уже неслышно идет к его постели, вытянув вперед руки с длинными скрюченными пальцами, и каждый из пальцев увенчан острым, как игла, когтем.

Владик резко дернулся, и зубами вырвал из своего одеяла солидный клок. Сердце его бешено колотилось, постельное белье было сырым от пота. Он попытался дотянуться до фонарика, потому что наивно верил, что свет защитит его от порождений мрака, но тело страдальца оцепенело от ужаса.

А кошерный звук, меж тем, повторился. Вновь острые когти медленно поползли по стеклу, и Владику, которому только что совсем не хотелось в туалет, резко и мощно приспичило на всех фронтах. Скованный ужасам, он лежал в мокрой от пота постели, неистово трясся и мечтал только об одном – каким-то чудом дожить до рассвета.

Скрип когтей по стеклу вскоре прекратился, и какое-то время не происходило ничего. Чуть живой от страха Владик робко понадеялся, что на сегодня ужасы закончились, но тут он всем телом почувствовал холод. Жуткий, могильный холод, которым повеяло на него от стены. И Владик представил себе, представил так, будто видел все это наяву – чудовище стояло там, за стеной, отделенное от него перегородкой из бревен и штукатурки. До него было не более метра. Стояло, и обдавало его своим ледяным дыханием. Дыханием смерти.

Владик, с великим трудом преодолевая трусливый паралич, стал медленно отползать по постели от стены, которая, как ему казалось, уже покрылась инеем. А холод продолжал накатывать на него волнами, проникая под одеяло, под кожу, добираясь до самого сердца, и сковывая его гибельным льдом. Владик отползал и отползал, и в какой-то момент кровать кончилась. Он грохнулся с нее, отбив себе зад, вскочил на ноги, схватил и быстро включил фонарик. Его свет выхватил из тьмы икону, висящую в углу под потолком. Владик снял образ с гвоздика и, прижав к груди, прикрылся им, как щитом. Попытался забубнить молитву, но внезапно выяснил, что не знает ни одной. Что-то там было про отца, и, кажется, про сына, и, если он не ошибался, про какого-то духа. Владик решил не рисковать, и не гневить Всевышнего отсебятиной. А духов вообще упоминать не стоило, ибо те бывают разные, в том числе и нечистые. Мало ему, разве, одного монстра, не хватало накликать и других.

Прижимая икону к груди, Владик присел на корточки у стены. Могильного холода он больше не чувствовал, но подходить к своей кровати боялся. Осторожно глянул в окно, но снаружи по-прежнему царила глубокая ночь. И до спасительного рассвета было еще очень далеко.