Сергей Арьков - Влад Хельсинг

– Что там? – прошептала Машка, которой одновременно было и страшно, и любопытно. Владика любопытство не мучило, ему было просто страшно. Но все же он подошел и посмотрел, заранее не ожидая увидеть ничего хорошего. И не ошибся. Поскольку комната, в которую они заглянули, была завалена человеческими костями.

Даже Цент, известный изверг, душегуб и вершитель геноцидов, никогда не видел столько человеческих останков в одном месте. О количестве людей, обретших здесь свое последнее пристанище, судить было трудно, но счет явно шел на сотни. Кое-где кости еще сохранили целостность скелетов, на иных даже остались клоки давно истлевшей одежды. Цент приметил среди останков череп в немецкой каске времен войны, и пришел к выводу, что вампир не брезговал импортным продовольствием. Впрочем, он так же уважал и продукцию отечественных производителей – рядом с черепом в немецкой каске, лежал череп в каске советской. Вурдалак, судя по всему, жрал всех, кто попадался под руку, без оглядки на национальную идентичность.

– Сколько же времени оно обитает здесь? – прошептала Машка. – И скольких людей успело убить?

Сунулись в другую комнату, и там тоже оказались кости. Владику, чем дольше длилась экскурсия по логову монстра, тем страшнее становилось. Он уже успел крепко пожалеть, что не согласился на побег, как то предлагал Цент. Глядишь, сумели бы унести ноги. Да и вампир, похоже, был привязан к своему логову, и вряд ли пустился бы за ними в погоню в дальние края. А теперь они сами пришли к нему на заклание. Прямо в его обитель. В наивной надежде убить это существо. Вон скольких оно успело прикончить за свою долгую вампирскую практику. И никто так и не сумел справиться с чудовищем. С чего вдруг им-то это удастся?

– Давайте уйдем! – простонал Владик, когда они сунулись в третью комнату, и увидели там знакомый интерьер – кости, кости, и еще раз кости.

– Не начинай! – потребовал от него Цент.

– Мне тут тоже не по себе, – призналась Машка. – Может, мы совершили ошибку? Не стоило лезть в это место.

– Да, да, не стоило, – горячо поддержал ее Владик. – Надо уходить. Прямо сейчас.

– Нет уж! – возразил им Цент. – Я уже настроился на подвиги, так что прекращайте портить мне все дело. А ты, очкарик, если не перестанешь скулить, пополнишь здешнюю коллекцию костей и своими мослами.

В четвертой комнате Цент ожидал увидеть уже приевшиеся останки, но вместо кухонной кучи прожорливого вампира их глазам открылось нечто такое, что заставило содрогнуться даже активного участника первичного накопления капитала.

Вместо груды костей в четвертой комнате, у дальней стены, высился алтарь, сооруженный из старых досок и кирпичей. А к алтарю, на ржавых гвоздиках, крепились рисунки, выполненные, вероятно, рукой самого чудовища. Рисунки были неплохи, в вампире явно пропадал талант живописца.

Но не качество полотен потрясло всех троих, и не то, что написаны они были единственной доступной вампиру краской – человеческой кровью. Потрясло то, что было изображено на картинах.

На первой из них красовался собственной персоной Владик. Портретное сходство было несомненным, но, как показалось известному ценителю изобразительного искусства Центу, художник сильно польстил натурщику. Владик на рисунке был слишком хорош. Прямо-таки красавчик. Даже прыщи, густо покрывающие физиономию программиста, все куда-то исчезли. Да и рожа его приобрела несвойственное ей благородное, и где-то даже величественное выражение. Будто бы с полотна на них смотрел не нытик и трус, а прекрасный принц.

Все пространство вокруг приукрашенной физиономии Владика заполняли сердечки. Они парили над его головой, терлись об уши, кое-где наползали даже на лицо. А еще полотно густо покрывали отпечатки губ. Кто-то осыпал портрет программиста страстными поцелуями, вот только вместо помады губы целовальника были покрыты кровью. Она-то, засохнув, и оставила эти следы.

– Ну, знаете ли, – проворчал Цент, переводя взгляд на следующий рисунок.

На фоне следующего шедевра изобразительного искусства прошлое полотно уже не казалось таким странным. На рисунке были изображены двое – безмерно сексуальный Владик и некая особа предположительно женского пола. Оба они стояли под полной луной, среди кладбищенских крестов и надгробий, держались за ручки и взирали друг на друга влюбленными глазами. А над их головами кружились сердечки всех размеров и мастей.

– Ну, как-то оно так себе, – прогудел Цент, переводя взгляд на следующее полотно. На нем сюжет получил ожидаемое продолжение. Приукрашенный Владик и его кровососущая фанатка лежали, нежно обнявшись, в большом двуспальном гробу, а вокруг них порхали летучие мыши. При этом шаловливая рука Владика была деловито запущена под задранный подол черного платья партнерши, а на бледном лице фанатки пылал довольный румянец.

– Хм, да уж, – протянул Цент, переводя взгляд на последнюю картину. Изображение на ней его не удивило, поскольку все к тому и шло. На полотне был изображен свадебный катафалк, на котором новобрачные Владик и упырь отправлялись проводить кровавый месяц. Над катафалком красовалась надпись, выполненная на старославянском языке, которую Цент, тем не менее, без труда прочел. Она гласила: «Вместе навсегда!». А вокруг опять порхали летучие мыши, сердечки и оттиски вампирских губ.

– Это многое объясняет, – нарушила молчание Машка. – Теперь понятно, почему она не убила Владика в тот вечер, когда он видел ее у родника. Кажется, она в него влюбилась.

– А я с самого начала это подозревал, – заявил Цент.

Машка с сомнением покосилась на него, и крутой перец, подумав, уточнил:

– Ну, ладно, не с самого начала. Тем не менее, для меня это ничуть не сюрприз. Владик, он такой. Все нормальные бабы от него шарахаются, а вот всякие монстры так и липнут. Сначала Маринка, чудовище страшное, теперь эта вот кровососущая особа. На месте программиста я бы просто смирился со своей судьбой. А вообще, у меня тут возникла идея – давайте сосватаем очкарика вампиру. Вот смеху-то будет!

Возможно, злобному извергу из девяностых и было смешно, его всегда повергали в веселье чужие страдания. А вот Владик не смеялся. Ужасающие подозрения, которые нахлынули на него перед спуском в склеп, полностью подтвердились. Вампир имел не него виды. Если бы чудовище желало просто загрызть его, Владик не боялся бы и вполовину так же сильно, как теперь. Потому что смерть, она, конечно, штука неприятная, но зато быстрая. Истинно кошмарной может быть только жизнь. Владик это знал точно, благодаря Центу. И не мог представить себе участи ужаснее, чем оказаться в сексуальном рабстве у вампира, и провести остаток своих несчастных дней в темном и холодном подземном склепе, ублажая ласками живого мертвеца.