Сергей Арьков - Влад Хельсинг

Когтистая ладонь коснулась его щеки. Она была холодная, будто лед. Кожа пальцев оказалась покрыта какой-то слизью, и Владику показалось, что по его лицу ползет змея. Противная, мерзкая змея, только что вылезшая из своей норы, и еще не успевшая отогреться на солнышке. Это ощущение было настолько жутким и отвратительным, что Владик почти сумел стряхнуть с себя охватившее его оцепенение, но тут его глаза встретились с глазами монстра, и он вновь лишился всякой воли к борьбе. Взгляд чудовища гипнотизировал, подчинял, подавлял. И на Владика навалилось свинцовое безразличие. Его перестало сколь-либо волновать, что им вот-вот поужинают. Ну, поужинают и поужинают. Подумаешь.

Чудовище вплотную приблизило к нему свое лицо, и в нос Владику шибанул трупный смрад. Он почувствовал тошноту, почувствовал, что его вот-вот вырвет, но прежде, чем это случилось, монстр обхватил ладонью его затылок и прижал к себе. Владик зажмурился, не желая видеть весь этот ужас. Он уже как-то свыкся с мыслью, что сейчас его загрызут, но категорически не желал становиться тому свидетелем.

Но вместо боли от впивающихся в шею клыков, он почувствовал нечто иное – прикосновение холодных влажных губ к его губам. Это оказалось настолько неожиданным, что Владик невольно распахнул глаза. Прямо перед собой он увидел кошмарное лицо чудовища. Ну, как кошмарное? То есть, да, кошмарное. Но если бы это лицо приобрело нормальный человеческий цвет, если бы кожа стала розовой, а губы алыми, если бы изо рта исчезали клыки, если бы глаза стали глазами, а не двумя кровавыми омутами, получилась бы вполне себе симпатичная мордашка. Да что там – симпатичная. Очень даже красивая. Ну, еще, конечно, что-то следовало сделать с трупным смрадом, исходящим из пасти. И Владик чувствовал, что мятной жвачкой тут не обойтись.

Чудовище отстранилось от него и приоткрыло рот, будто бы собираясь что-то сказать. Но не успело. Потому что за пределами комнаты вдруг прозвучал полный возмущения голос Цента.

– Эй, народ, а что у нас в хате такой холод? Очкарик, ты вчера уголь приносил?

Цент появился в дверях – огромный, страшный, в одних семейных трусах. Одной рукой он почесывал волосатое брюхо, второй прикрывал рот, дабы тот не разорвало зевотой.

– Очка….

Цент опустил взгляд, и осекся. Дверь в комнату Владика была распахнута настежь. Программист сидел на полу, прижавшись спиной к кровати, а перед ним, хищно сгорбившись, стояло на четвереньках какое-то ужасное бледное существо. Цент попятился. Существо не спускало с него кроваво-красных глаз. Из злобно скривившегося рта показались длинные острые клыки.

Цент развернулся и бросился в свою комнату, шлепая по полу босыми ногами. Чудовище резко выпрямилось, подлетело к двери, а там, остановившись на мгновение, обернулось и посмотрело на Владика. Вновь приоткрыло рот, словно желая что-то сказать, но слово вновь взял Цент.

– Демоны! – заорал он во всю мощь своей глотки. – Демоны пришли! Силы ада пожаловали в гости.

Бледное существо выскользнуло в коридор. Спустя секунду там загремели выстрелы.

– Умри, нечисть! – орал Цент, продолжая палить из пистолета. – Нас, православных, голыми руками не возьмешь!

Спустя секунду громыхнул обрез. Что-то зазвенело, на пол посыпались стеклянные осколки.

– Что это? Что? – закричала зверски разбуженная Машка.

– Демоны! – орал Цент, перезаряжая обрез.

Машка не растерялась. Зря, что ли, она хранила под кроватью автомат.

Пальба смолкла нескоро. Машка расстреляла один рожок в доме, разнеся половину хаты, а затем выбежала на крыльцо, и там опустошила второй. Цент палил из обреза и из пистолета, продолжая орать что-то о демонах и адских силах. А Владик сидел на полу в своей комнате, медленно приходя в себя. И только когда вспыльчивые соратники истратили все боеприпасы, он почувствовал, что его тело вновь обрело подвижность, и смог пошевелиться. Моргнул. Шмыгнул носом. И закричал.

– Да объясните вы мне, наконец, что это было? – требовала Машка. – Кто залез к нам в дом? И как? Забыли дверь запереть?

– Дверь была заперта, – возразил ей Цент. – Я лично проверял.

Их временное пристанище выглядело ужасно. Стены были изрешечены дырами от пуль, по всему полу валялись осколки стекла, деревянные щепки и автоматные гильзы. Воздух был насыщен пороховым дымом.

Машка, в ярко-розовой пижаме с мультяшными зайчиками, в кроссовках, которые она надела, чтобы не порезать ступни, и с автоматом в руках, стояла справа от кресла, на котором скорчился чуть живой Владик. Слева от него высился Цент. Тот по-прежнему был в одних трусах, к которым добавил тапки, оставшиеся в наследство от прежних хозяев жилплощади. В руке, вместо любимого обреза, он держал взятый в прихожей топор. На огнестрельное оружие у него надежды не было. Цент ясно видел, что несколько раз попал из пистолета в зловещее существо, что коварно просочилось в их жилище, а то даже хромать не начало. Из этого следовал неутешительный вывод – пули сию дрянь не берут. По крайней мере, обычные пули.

Бледный, влажный и интенсивно ароматизирующий Владик сжался в кресле. Он до сих пор не оправился от пережитого ужаса. Ему все еще мерещилось бледное лицо чудовища, его выглядывающие из пасти клыки. Осознавая, что он был на волосок от страшной гибели, Владик трясся и плакал. Ему хотелось спросить бога, или еще кого-нибудь, кто все знает – почему он такой чертовски невезучий парень? Чем он, скромный программист, не совершивший в своей жизни ничего ужасного, заслужил все эти муки? Мало ему Цента, мало зомби, мало Машки, которая упорно отказывалась видеть в нем мужчину. Так теперь еще какое-то ужасное чудовище положило на него глаз. А в том, что монстр приходил именно за ним, Владик не сомневался. Ни Цент, ни Машка его не заинтересовали. Чудовище явилось по его душу. За его кровью. За его жизнью.

– Так кто, все-таки, это был? – не унималась Машка. – Зомби?

– Не думаю, – покачал головой Цент, и опустил взгляд на пограничного Владика. – Эй, хворый. Кончай придуриваться, и расскажи все. Ты это существо хорошо рассмотрел, оно сидело прямо перед тобой. Что это было?

Владик поднял взгляд на Цента, и в глазах программиста тот увидел выражение дикого ужаса.

– Владик, все хорошо, – попыталась ласково успокоить его Машка. – Соберись, и расскажи, что ты видел.

– А заодно поведай, зачем ты натащил в свой комнату икон и обложился ими в три слоя, – добавил Цент. – И я там, у тебя, еще крест видел. Большой. Ты его для себя, что ли, заранее заготовил? Это ты напрасно. Если помрешь, я не поленюсь, устрою тебе захоронение по всем канонам.

Владик открыл рот, но слова не пошли наружу, застряв в глотке. Возможно, Цент и Машка наивно полагали, что все уже закончилось, но Владик в этом сомневался. Снаружи еще ночь, и пока не настанет рассвет, никто из них не может чувствовать себя в безопасности. Особенно он.