Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

— Видишь? — шепчет Буги. — Что я тебе говорил? Он самородок. У него гепатит до ступеньки. — Буги тычет пальцем в толпу. — Послушай, даже барменам приходится танцевать.

Это факт. Я и сам их замечаю. Кроме того, я обнаруживаю, что мои собственные ноги немного подпрыгивают. Это действительно ритм.

— Труби, как я, — внезапно говорит Буги. Он указывает на пол. Я вижу, как маленькая мышка выбегает из своей норы и носится туда-сюда в такт музыке.

— Чтобы ловить мышей, нужна настоящая кошка, — говорит мне Буги. — А теперь подойди и скажи этому парню, что хочешь быть его агентом. Скажи ему, что ты устроишь для него прослушивание с большой группой. Успокойся, он очень робок и еще не знает, что к чему, ведь он новичок в этой стране.

Поэтому, когда номер заканчивается и толпа, наконец, прекращает хлопать и садится, мы скользим к сцене. Сначала Буги знакомит меня с лидером.

— Давай, познакомься, — говорит он. — Это Горячий Микки. Микки, мой приятель хотел бы поговорить с твоим кларнетистом.

— Хм, — хмыкает толстый вожак. — Он безопасен?

— Строго в квадрате от Делавэра, — отвечает Буги. Он тащит меня к тощему кларнетисту. — Все они нервничают при встрече с незнакомцами, — шепчет он. — Боятся шпионов, идущих по их следу. Этим беженцам довольно трудно выбраться из Европы. Так что успокойся.

Затем он толкает меня на платформу и хватает тощего за руку.

— Герр Пфайффер, — говорит он, — я хочу познакомить вас с вашим новым агентом, Левшой Фипом.

Тощий парень поднимает голову. У него большие, глубокие глаза, в которых горит огонь. Это очень сильный взгляд, и когда мы пожимаем друг другу руки, я обнаруживаю, что у него очень сильная хватка.

— Агент? — говорит он. — Мне не нужен агент. У меня здесь хорошая работа, я играю в этом прекрасном оркестре, так зачем мне агент?

Эта двусмысленность оказывается чем-то вроде немецкого акцента, но я просто передаю ее и делаю то, что говорит мне Буги.

— Как бы тебе понравилось зарабатывать большие деньги в настоящей группе? — готовлю я его. — Я могу найти тебе работу, где ты станешь знаменитым.

Пфайффер быстро качает головой.

— Я не хочу становиться знаменитым, — говорит он. — У меня на хвосте враги, и я не желаю публичности.

Он снова встряхивает длинными вьющимися волосами. А потом мы с Буги займемся им всерьез. Между танцами проходит час, но, чтобы сложить длинную историю, он, наконец, соглашается прийти завтра, в свой выходной, на прослушивание. Так что мы с Буги уходим, очень довольные, пока он играет последний номер за вечер. Когда мы выходим за дверь, толпа сходит с ума по всей танцплощадке.

— Он сенсация, — кричит Буги. — Бродвей его полюбит! Подумай о радио-передачах — ой! — Последнее слово он произносит, когда чуть не вылетает за дверь. Он спотыкается о стаю мышей, которые вальсируют по коридору.

— Мы можем, по крайней мере, продать его Уолту Диснею, — решаю я.

Но на следующий день я продаю Пфайффера не Уолту Диснею. Мы с Буги идем вниз и договариваемся о прослушивании не с кем иным, как с Лу Мартини и его коктейльными кавалерами. Они играют в большом отеле, в комнате, которую называют Тигровой. Буги разбирается во всех деталях. Я узнаю, что прослушивание актеров — это когда они приходят на обычное танцевальное представление и сидят вместе с остальными оркестрантами, чтобы посмотреть, соответствует ли их шум взрывам аплодисментов. И буги дает этому Лу Мартини потрясающее представление о том, насколько хорош Пфайффер. По тому, как он описывает свою любовь, можно подумать, что Пфайффер был ангелом Гавриилом, а не сломленным беженцем. Но Мартини говорит, что все в порядке, он даст ему шанс, пусть придет сегодня вечером со своим кларнетом на танцевальный ужин. Только Мартини предупреждает нас, что Пфайфферу лучше быть хорошим, потому что Тигровая комната обслуживает только сливки общества, а плохая музыка заставит их свернуться.

Итак, мы выходим, очень взвинченные, и я веду Пфайффера к себе домой и сообщаю ему хорошие новости. Пфайффер, кажется, не слишком доволен — можно подумать, что у него свидание в Тигровой комнате. Его большие глаза затуманиваются, и он проводит костлявыми пальцами по швабре на голове.

— Ах, эта игра мне не нравится, мистер Фип, — ворчит он. — Мою музыку безопаснее играть в конюшне, но не на танцполе.

— Ты потрясающий, — говорит ему Буги. — Ты все равно знаешь все числа, которыми пользуется Мартини. Кроме того, у тебя свой стиль, и все, что ты делаешь, это лижешь, а не забиваешь.

— Возможно, слишком жарко будет для этой группы, — скорбит Пфайффер.

— Толпа будет сходить по тебе с ума, — обещает Буги.

— Вот этого я и боюсь, — говорит Пфайффер. — Кроме того, по моему следу идут люди, которых я не хочу искать.

— В чем дело, ты должен деньги за кларнет? — спрашивает его Буги.

— Nein. Инструмент я сделал сам давным-давно, — говорит Пфайффер. — И это не кларнет.

— Я задаюсь вопросом об этом, — говорит ему Буги. — Это совсем не похоже на американский инструмент, но звучит похоже.

Пфайффер улыбается.

— Я могу заставить это звучать, как многие вещи, — отвечает он. — Но сегодня у меня не получается. Положительно!

Ну, я вижу, что отличная возможность ускользает, поэтому подхватываю весло.

— Ты должен играть, Пфайффер, — возражаю я. — Такой шанс выпадает раз в жизни. У такого молодого паренька, как ты, должно быть большое будущее.

— Ты ошибаешься, — говорит он. — Я не так молод и не такой уж паренек, и у меня большое прошлое. Но если люди, идущие по моему следу, поймают меня, у меня вообще не останется будущего.

— Как они узнают? — говорю я ему. — Все, что тебе надо делать, это выступать на нескольких номерах с большим оркестром. Никто тебя даже не заметит.

Я ошибаюсь. Я узнаю это той ночью.

В конце концов мы уговариваем Пфайффера не уходить, а в восемь вечера влетаем в Тигровую комнату и ведем его к Лу Мартини, который уступает ему место в оркестре. Потом мы с Буги садимся за столик и заказываем пару гамбургеров, дожидаясь начала танцев. Я оглядываюсь вокруг и поражаюсь. Тигровая комната находится в самом центре города — у некоторых посетителей целых шесть подбородков, а большинство парней одеты в смокинги почти так же хорошо, как официанты. Там много старых светских помидоров и целая банда дебютантов. Я начинаю немного беспокоиться, так ли хорош этот Пфайффер, как мы думаем, потому что, судя по виду этой толпы, они не хотят ничего, кроме лучшего. Если они танцуют, то оркестром должен руководить хотя бы святой Вит.

А на платформе тощий Пфайффер со своим старым потрепанным кларнетом, в костюме, который надевают на манекены, когда хотят их сжечь. Его большие круглые глаза закатываются, он выглядит испуганным и нервным. Он продолжает смотреть на столы, как будто боится увидеть привидение или свою тещу. Затем я вижу, что они готовы начать. Перед тем как Мартини выходит, чтобы возглавить группу, он останавливается у нашего столика и бросает на стол пачку бумаг.