Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Горгонзола с ними. Перед ним открытый портфель, и он говорит очень быстро. Но я единственный, кто видит, что за ним. Это неподвижно висит в воздухе, но готово к действию. Большой черный револьвер в руках невидимого японца. Я бросаюсь в дверной проем и хватаю револьвер. Криков много, но я держу оружие в руках. Затем раздается настоящий вопль. Естественно, все эти птицы видят только меня, размахивающего ружьем. Они не видят никакого невидимого Футци, и я не могу кричать им, чтобы они искали его. Он может прятаться где угодно в комнате, и никто его не заметит.

Поэтому я просто разворачиваю пистолет, направляю его в идеальное яблочко и стреляю в Футци. И именно так я сохраняю военную тайну.

Левша Фип перестал размахивать сельдереем и сунул его в рот.

— Теперь я понимаю, почему ты расстроился, когда я сказал, что не вижу тебя, — сказал я. — Должно быть, у тебя был большой опыт по этой части.

— Конечно. Но теперь все в порядке. Горгонзола дал артиллерийскому отделу свою новую химическую формулу невидимости, его жена дала Гэллстоуну свободу, а я дал этому маленькому японскому шпиону свинцовую пилюлю.

Я закашлялся.

— Насчет того случая с японцем, — сказал я. — Меня беспокоит только один вопрос.

— Да?

— Ну, ты сказал, что на нем был невидимый костюм, и никто его не видел. И все же тебе сразу удалось застрелить его. Как?

Фип покраснел.

— Не люблю говорить точно, — признался он. — Но упомяну, что у меня возникли подозрения в ту ночь, когда Футци околачивался поблизости, желая заполучить костюм. Я решаю придумать, как сделать костюм менее незаметным, на случай, если его будет носить кто-то другой. Так я и сделал, и в результате, когда Футци надел его, он дает мне цель, которую сам не заметил, ведь он торопится надеть его.

— Какую цель? — настаивал я.

— Отказываюсь говорить, — ухмыльнулся Фип. — Все, что я могу сказать, это то, что перед тем, как запереть невидимый костюм на ночь, я взял ножницы и вырезаю большую дыру в седалище невидимых штанов.

Когда Левша Фип подошел к моему столику в заведении Джека, я вскочил на ноги, задыхаясь от несварения.

— Позволь мне смахнуть это с тебя, — сказал я. — Нервы этих неосторожных официантов заставляют их проливать подносы, полные китайского рагу на костюм.

Брови Фипа поднялись и закружились над его худым, угрюмым лицом. Его рука жестом пригласил меня обратно на мое место.

— Никто не пролил на меня китайское рагу, — поправил он. — Это не овощи — это ткань моего костюма.

Я взглянул еще раз. То, что я увидел на костюме Фипа, было больше похоже на вязь, чем на плетение. Ткань его костюма диссонировала разноцветными вставками. Когда Фип сел, я покачал головой.

— Не понимаю тебя, Левша, — пробормотал я. — Эта кричащая одежда, которую ты носишь — у тебя такие предпочтения в цвете! Ты когда-нибудь носишь что-нибудь спокойное?

— Конечно, — огрызнулся Фип. — Наушники.

— Я имею в виду, почему эти ужасные узоры и цветовые сочетания? Разве ты не любишь красоту?

— Конечно. Мне нравятся блондинки.

— Нет, — поспешно поправился я. — Я говорю об эстетике.

— Эстетика? У меня была эстетика в прошлом году, когда мне выдернули миндалины.

— Это анестезия, — сказал я ему. — А тебе не нравятся мягкие пастельные оттенки на картинах и гобеленах? Разве тебе не нравится спокойное богатство, скажем, прекрасного восточного ковра?

— Ковры! — прорычал Левша Фип.

— Но ты не…

— Ковры! — взвыл Фип. — Жуки на коврах!

— В чем дело, чувак? Я только спросил, любишь ли ты ковры.

Брови Фипа ощетинились, как две зубные щетки. Он наклонился еще ближе и проговорил сквозь сжатые губы:

— Ковры для кружек, головорезов и слизняков, — проскрежетал он. — У меня дома на полу только плитка, линолеум или пустые бутылки из-под джина. Ковры никогда!

— Почему? Что ты имеешь против ковров?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Может быть, я не рассказывал тебе про поход на аукцион Оскара?

— Может быть, — ответил я. — Я никогда не знал, что ты ходил на аукцион.

— Это последнее, что я посетил, — пробормотал Левша Фип, закрывая глаза. — Когда я думаю, что из этого может случиться со мной, холодный озноб пробегает по моему позвоночнику как по ипподрому.

Что-то в голосе Фипа заставило меня захотеть услышать эту историю. А может, дело было в том, что он схватил меня за лацканы и держал так, чтобы я не мог убежать.

— Я расскажу тебе о своем опыте с ковром, — пробормотал он. — Тогда мы сможем оттаять.

— Зачем?

— Потому что, — прошептал Левша Фип, — это превратит твою кровь в лед. Я сидел, медленно охлаждаясь, пока Фип разматывал язык…

Как ты знаешь, я личность довольно активная. Просто живчик. Лень сводит меня с ума. Ну, однажды встаю я рано утром, готовый к большому дню. Я как раз вытаскиваю пробку из своего завтрака, когда понимаю, что делать нечего.

Это ужасное чувство для такого амбициозного парня, как я, но это правда. Сегодня мне вообще нечего делать. Гонки не проводятся. Никаких футбольных матчей не будет. Все пинбол-автоматы закрыты. В бильярдной Болтуна Гориллы даже не играют в кости. Другими словами, делать нечего.

Естественно, любой здравомыслящий гражданин поймет, что единственный выход — это забраться обратно в постель, пока не откроются бурлескные шоу. Но сегодня я весь пронизан энергией, поэтому решаю выйти и прогуляться. Я ковыляю вниз по старой улице примерно с час, когда обнаруживаю, что подхожу к магазину Оскара. Этот безработный Оскар — парень, что управляет секонд-хендом в конце улицы. Свое прозвище он получил за большие вывески, которые развешивал по всему фасаду своего дворца.

Над магазином висит большой баннер во весь фронт:

ПРОДАЕТСЯ БИЗНЕС

БУДЕТ СВОБОДНО ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ

ИСТЕКАЕТ ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ ПРОДАЖА-АРЕНДА

Трудно прочитать слова на этих вывесках. Они сильно выцвели, потому что прошло должно быть около двадцати лет. Но у Оскара сегодня новые.

СНИЖЕНИЕ ЦЕН

говорит первая вывеска.

ПОЛНЫЙ ЦЕНОРЕЗ

говорит вторая.

ЦЕНЫ ИСТЕКАЮТ КРОВЬЮ

заявляет третья.

Есть еще одна прямо под ними, которая гласит:

ОГНЕННАЯ ПРОДАЖА

Но я не обращаю на это внимания. Безработный Оскар из тех, кто начинает распродажу каждый раз, когда закуривает сигару. Что случается довольно часто, потому что Оскар находит много сигар перед бордюром. Вывеска, которая меня интересует, висит над дверью.

АУКЦИОН СЕГОДНЯ!

Конечно. Я заглядываю внутрь и вижу множество образцов вокруг большого прилавка; Оскар стоит за ним, похожий на судью с молотком в руке. Так что я думаю, что у меня есть время, и я смогу убить его, взглянув на этот аукцион. Я вхожу внутрь и слушаю, как Оскар начинает разглагольствовать.