Елена Кисель - Расколотый меч

Я не до конца, но все же была готова. По опыту знала, что пытаться блокировать Олеандра бесполезно, он просачивается под любые блоки, поэтому осталось применить самое страшное оружие против враждебного проникновения в мысли.

Женский мысленный поток.

То есть, в одно время думать ни о чем и обо всем сразу, но преимущественно — о косметике и женских передачах, а как фон ко всему этому можно пустить хотя бы строчку из «Винни-Пуха»: «В голове моей опилки, да-да-да!»

Игнатский, который после первого призыва и взялся меня обучать этой методике, грустно улыбнулся издали. Увидел, как у меня остекленели глаза. Грушняк тоже это заметил и проницательно нахмурился.

Нет, мне нечего было скрывать. В конце концов, мы действительно не знали, почему нас призывают так часто и всех вместе. Но когда в твоих мыслях роется кто-то посторонний — хочется сделать так, чтобы у него как минимум пропала охота лезть туда вторично.

— Ты, кажется, считаешь себя светлой? — процедил Олеандр, возвращаясь из странствий по моим мыслям. — Я бы на твоем месте перевелся как минимум к нам.

Каждый раз, когда я обеспечивала ему головную боль, он пытался подколоть меня тем, что меня после Дружины заедает гордыня, а значит — свет убывает во мне с каждым днем.

— Меня поддерживает вода, — напомнила я на всякий случай.

— Скорее, воды. Коцита, — тут Олеандр одновременно блеснул эрудицией и напомнил мне самую первую миссию в мифологическую Грецию.

Но неотмщенной я не осталась, поскольку следующей жертвой телепата оказался Веслав. А алхимик просто не умел быть жертвой.

Какое-то время Олеандр просто на него смотрел. Потом закрыл глаза и сжал кулаки. Потом напрягся. Потом тряхнул головой и медленно начал краснеть с натуги. Веслав наблюдал этот процесс со злорадным интересом.

Ментальник открыл глаза, когда цвет его лица достиг уровня «опасный багровый». Он был так растерян, что к своим товарищам начал обращаться вслух:

— Глухо…

Побабко и Грушняк переглянулись и тоже закрыли глаза. Издалека на эту картину — три телепата в мысленной нирване — одинаково злорадно скалились светлый Игнатский и темная Макаренко.

— Ну, вы б еще открывалку принесли, поковыряли бы мне в черепе, — буркнул Веслав, когда ему надоело испытывать степень отсутствия у этих троих мышления как такового. — Авось, оно бы легче пошло.

Попабко открыл глаза. Вид у него был пристыженный.

— Вы — Веслав Чумной? — догадался он. — Алхимик?

— Нет. Торгую семенами и парфюмерией, — Веслав сердито тряхнул своим многокарманным пальто.

— Что ж вы сразу не сказали? — не заметил издевательств Грушняк.

Я могла бы поспорить на ответ, но такое пари никто бы не принял. Все и так знали, что именно скажет Веслав:

— Дурной вопрос. А вы просили нас представиться?

Ментальникам срочно захотелось в родной отдел. Судя по серым и перекошенным лицам, на сегодня с них с лихвой хватило эмоций. Но праздничный обед был не закончен. Оставался десерт.

— Ты умеешь глотать шпаги, дарование? — с надеждой спросил шут, подходя поближе. — А мечи? А то у нас тут есть один на примете… хотя его придется глотать в ножнах, если, конечно, ты не хочешь устроить себе внутреннее прижигание.

Телепат в ответ чуть повернул голову в сторону шута и поймал его взгляд. Эдмус, польщенный таким вниманием, продолжал болтать без перерыва:

— Что это у тебя за странное имя такое? Хотя это не странное, вот мою мамашу звали Пшш, просто потому что моя бабка поссорилась с моим дедом и назвала дочку своим любимым звуком. Говорили, когда мой отец пытался дозваться жены, соседи швыряли в него, чем под руку попадется, даже кинжалами, чтобы только он перестал шипеть во время дневного отдыха. Тогда отец входил в раж и начинал шипеть еще громче, а заканчивалось все это… ну, вы же видите, какая у меня наследственность. Хотя может быть, мою мать звали…

И вот тут-то на лице нашего «дарования» появилось то выражение, которого я не удостоилась наблюдать за все время нашего сотрудничества.

Это была паника в чистом виде.

Всего на секунду — а потом Олеандр, не расставаясь с паникой на лице, аккуратно накренился назад и медленно свалился в заботливо подставленные руки своих начальников.

Бомс!

— Бедняга! — посочувствовал ему Эдмус. — Пытаться разобраться в моих мыслях — да я и сам-то в них путаюсь!

Ребята из Серых дружно пыхтели в усилии удержать «дарование» и в попытках выйти из ситуации достойно. Игнатский созерцал нашу Дружину теперь с некоторой гордостью. Может, он не будет мне теперь день за днем вкручивать, что, кроме невероятного количества призывов, я больше ничем не отличаюсь в магическом смысле?

Ситуацию разрешил Йехар с подходящим к ней выражением лица классического спасителя миров.

— Если никто не будет возражать тому, то мы, как Поводырь, — он мельком взглянул на свою руку, проверяя, там ли знак главы Дружины, — просим вас предоставить нам какое-либо убежище, дабы рекруты Арки смогли бы отдохнуть и собраться с силами для предстоящей миссии…

Приветливое выражение с лица Игнатского будто мокрой тряпкой стерли. Макаренко же и раньше не отличалась приветливостью, а уж после этих слов ощетинился даже ее классический костюм. Нейтралы начали в темпе отступать, бережно утаскивая за собой бесчувственного Олеандра.

Обычная реакция нашего начальства, если дело касается просьбы о материальных благах, так что я даже не удивилась.

Но все-таки… моя квартира! О, моя несчастная квартира!

А может, всё было не так уж и плохо?

Имею в виду мою жизнь в этом году. Спокойную такую жизнь, не омраченную присутствием в ней этих четырех экземпляров. Ну, подумаешь, пришлось пройти курс реабилитации после предыдущего призыва, подумаешь, ползала по полесским болотам, отлавливала затихарившихся стихийников! Подумаешь, наконец, Игнатский заявил, что раз теперь я в некотором смысле уникум — пора подтягивать учебу, а лучше вообще все сдавать экстерном и защищаться на мастера!

И даже то, что меня решили на полставки устроить целителем в наш сектор медобслуживания (чего я избежала только по причине появления Арки в третий раз) — и это тоже мелочи!

Когда через сутки после нашей эпичной встречи с нейтралами мы шли к Арке, чтобы пройти в очередной мир, я чувствовала себя постаревшей и помудревшей. И поседевшей — немного. Еще я чувствовала, что многих глупостей нельзя делать в этом мире, но одна из главных — запирать Дружину в полном составе в моей двухкомнатной квартирке.

Ибо случается так, что на кухне у тебя — алхимик с поварешкой комментирует твои продукты; в гостиной (хотя какая гостиная? Комната с телевизором!) светлый странник критикует современные передачи; ты пытаешься от них сбежать в ванную; дверь в нее распахнута настежь, и в ванной Виола любовно натирает твоим шампунем свой арбалет…