Анатолий Казьмин - Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

— Сколько у нас, как думаешь, есть времени до прихода милиции?

— Ну, пока они ход обнаружат, пока по нему дойдут до нас… Час точно есть.

— Отлично… Смотри, что я надумал. Следи за мыслью, поправляй. Вот, к примеру, если они пленного у нас возьмут, куда его отведут, в царскую тюрьму или к себе в отделение?

— Ночью? В отделение наверняка. У них там поруб надежный есть.

— Ага. А допрашивать когда будут?

— Ну, пока тащить к себе будут, может и поспрашивают, но совсем не много, а основной допрос уже завтра проведут. А что, господин генерал?

— Погоди-погоди… Допрашивать обязательно у себя будут, значит. По крайней мере, сначала, так?

Калымдай всё еще непонимающе кивнул.

— А это значит, что пленник в самую серёдку милицейского отделения попадет и участковый и бабка и все остальные, включая кота, там будут, понимаешь?

— Близко к коту подобраться сможет… — задумчиво протянул Калымдай.

— Точно. Теперь бы нам придумать, как кота на демонскую сущность проверить и дело в шляпе.

— Так это не сложно, — хмыкнул ротмистр, — перекрестить кота и всех делов.

— А это возможно? Ну, я про то, что вы же должны креста бояться, так? Не обижайся только.

— А чего обижаться? — и Калымдай размашисто перекрестился, лишь слегка поморщившись. — Я и в церковь зайти могу, только не долго.

— Отлично! Теперь надо найти надежного бойца, только…

— Что?

— Только опасное это дело. Не факт, что получится, а голову там сложить запросто можно.

Калымдай выпрямился:

— За ради батюшки Кощея, мы как один на смерть готовы пойти!

Он тихо свистнул, прошептал что-то выскочившему будто из под земли шамахану и через минуту перед нами стоял десяток бойцов ротмистра.

— Так, парни, — Калымдай прошелся перед строем. — Дело у нас важное, но очень опасное. Нужен доброволец.

Строй, как один человек, шагнул вперед.

Калымдай, гордо покосившись на меня, ткнул пальцем:

— Ты, Карабух. Остальные разойтись.

Шамаханы растворились в темноте, а Калымдай с Карабухом уселись на корточки. Мы с Михалычем пристроились рядом. Раздался шорох. Маша. Подойдя к нам, она осталась стоять, внимательно прислушиваясь, как Калымдай разъясняет задачу своему бойцу.

— Затаишься недалеко от выхода из лаза, а как участковый пройдет мимо к поляне, а он обязательно на шум и свет пойдет, выйдешь и будешь на их пути прогуливаться, будто караульный, чтобы они на тебя наткнулись на обратном пути. Понял?

Шамахан кивнул.

— Смотри не геройствуй, дай себя захватить без особого сопротивления.

— Панятна, камандыр.

— Будут тебя спрашивать чего, особо не болтай, тяни время. А вот потом, когда уже в отделении тебя допрашивать начнут, разговоришься, про Орду скажешь, про силы несметные вокруг Лукошкино, да плети им что угодно. Главное — кота успей перекрестить незаметно, да следи тут же за ним. Если начнёт его корёжить, значит точно демон. Понял?

— Сдэлаем, камандыр.

— Мы рядом будем, кивнешь тогда или головой помотаешь и мы поймём кот то или демон. Постараемся тебя отбить, вот только, если к Гороху в пыточные поволокут…

— Нэ пырэжывай, камандыр, всё сдэлаю как нада.

— Ладно.

Калымдай помолчал, потом хлопнул Карабуха по спине:

— Ну, давай, пошёл. Удачи тебе, Карабух.

Шамахан кивнул и исчез во тьме.

— Ну вот, — Калымдай поднялся. — Пойду, проверю, как к встрече дорогих гостей готовятся, а вы отойдите с полянки в кустики, не дай боги заметят еще.

Верно. Наша троица перебазировалась на несколько шагов назад, укрывшись в кустах и я обратился к своим соратничкам:

— Значит так, Канцелярия. Завтра выдвигаемся в Лукошкино. За ходом операции проследим, а потом общую обстановку разведаем, посмотрим на настроения в городе.

— Прямо с утра, что ли? — недовольно протянула Маша.

— Прямо с утра. И переодеться не забудь.

— Ой, фу-у-у… Меня сарафан полнит.

— А ты пояском живот перетяни! — рявкнул я. — Маша, ну что за капризы во время операции? Да и не полная ты у нас вовсе, наоборот даже.

— Ну да… Не полная, а толстая! Жиры с боков висят уже! — она растянула в стороны края кожаного жилета. — Видите?

— Маша!

— А что, Маша? Я уже почти месяц Маша. Была Марселиной, ходила худенькая, стройненькая, а как Машей окрестили, так как корова стала!

— Имя-то тут при чем? Ой, всё… Проехали. И макияж свой смыть не забудь! У здешних девушек другая мода.

— Я тебе, внучка, сейчас свеклы нарежу, — пообещал Михалыч, — румянец на щёчки намазать, да угольков из костра насобираю, брови подвести.

— Брови, Маша, слышишь? Не круги вокруг глаз, а только брови!

Маша фыркнула и нахмурилась.

— Пойдем открыто через ворота. Ты, Михалыч, дедушкой будешь, который своего внука в первый раз в город вывел. А ты, Маша…

— А она невестой внука будет, — хихикнул Михалыч. — За подарками к свадьбе да другими припасами на базар едем.

— Ну-у-у…

— Невестой это так неприлично… Так романтично… — Маша придвинулась ко мне поближе и положила голову мне на плечо. — Полный шарман!

— Маша, ты чего?

— Я в роль вхожу, мсье Теодор, не мешайте.

Она обхватила меня за талию и прижала к себе.

— Маша!

— Ах, мон шер, жених мой…

— Маша!!!

Другая рука начала задирать майку.

— Михалыч! Да скажи ты ей!

Хватка у Маши была крепкая, вампирская, вырваться было невозможно.

Длинный язык, наподобие змеиного, выскользнул из Машиного рта и лизнул мне щёку.

— Миха-а-а-лыч!!!

А Михалыч, скрючившись только хекал да всхлипывал, схватившись за живот.

Спасли меня громкие звуки с поляны.

Маша отпустила меня, а я, вытирая обслюнявленную щёку майкой, твёрдо решил по возвращении во дворец, закатить ей выговор с занесением в личное дело. Или, хотя бы, провести воспитательно-разъяснительную беседу.

Зашелестели кусты сбоку и показавшийся из них шамахан, зашептал:

— Началнык! Камандыр велэли сказать, что мылыция прышла!

Шамахан исчез, а наша троица поползла к краю кустов.

Раздвинув ветки, я стал осматривать поляну.

Посреди поляны полыхал огромный костёр вокруг которого большим кругом сидели шамаханы. Размахивая бурдюками с кумысом и вгрызаясь в здоровенные куски мяса, они что-то орали, хохотали, пока вдруг между ними и костром не возникла рослая фигура, закутанная в шкуры, отделанные бисером и еще чем-то там. С лисьей шапки длинными космами свисали кожаные ремешки с привязанными внизу амулетами. А в руках у этого натурального якутского шамана, были бубен и колотушка.

— Во даёт Калымдай! — пихнул меня в бок Михалыч.

Я пригляделся. Точно, Калымдай. Ну, артист…

Калымдай вдруг заорав что-то, вскинул над головой бубен и грохнул в него колотушкой. Шамаханы взревели, но тут же затихли, а Калымдай начал без остановки лупить по бубну, выбивая несложный ритм, а сам пустился в пляс вокруг костра.