Анатолий Казьмин - Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

— Ну?

— Ну и всё пока.

— А чего вызывал?

— Ну, доложить.

— Понятно.

Зеркальце снова мигнуло и потухло.

— Михалыч, твою перпендикулярную дивизию, ты чего мне подсунул?!

— Охти ж мне… Ошибся, внучек, уж прости.

Ага, ошибся он. Приколист старый.

Мы вышли из шалаша, а Маши еще не было.

— Маша! Заканчивай, пора.

— Сейчас! Ш-ш-ш!!!

Ветки её шалаша раздвинулись и пред нами явилась Маша. Как гений чистой красоты.

— Засмеётесь — убью! — сказал нам гений.

Честно говоря, смешного особо ничего и не было. Забавно, конечно из-за контраста обликов, но не настолько чтобы засмеяться и закончить жизнь от впившихся в горло клыков.

Ничем особо не примечательный сарафан, расшитый какими-то финтифлюшками, сапожки в меру поношенные и русая коса пусть и не до по… пояса, но вполне приличная. Забавные, но довольно миленькие, раскрашенные свеклой щечки, пухленькие губки и темные глазки… Сверкающие молниями и обещающие удавить любого насмешника.

А в целом довольно симпатичная такая девчушка лет семнадцати, может только чуть излишне высокая и худая, но общий вид это не портило.

— Маша, ты у нас просто красавица, — серьёзно сказал я. Ну, а как вы хотели? Чтобы я это весело сказал? — Хвалю за удачно подобранный образ.

— Хороша девка, — подтвердил Михалыч. — Эх, где мои семнадцать лет?

— А где твои семнадцать лет, деда?

Михалыч задумался и глаза его обратились к небу, унося в воспоминания юности:

— Аккурат в Голландиях, я как раз науки постигал там.

— В академии? — хмыкнул я.

— В академии, внучек, в академии, — и Михалыч сделал жест рукой, будто открывал ключом замок.

А, понятно. Надо будет потом порасспрашивать его, жутко интересно. А сейчас нам действительно пора.

Подбежал Калымдай, козырнул, доложил о том, что новостей никаких нет и поторопил:

— Поспешать надо. Неизвестно когда милиция на допрос Карабуха потащит.

— Уже выходим.

— Хорошо, я сейчас последние распоряжения отдам и присоединюсь.

— Так ты с нами? Замечательно.

Калымдай, действительно, очень быстро вернулся, а я сидел и размышлял:

— Вчетвером это даже лучше. Жаль только, связи нет. Я бы с рацией побегал бы с удовольствием.

— Срация? Живот прихватило что ли, внучек?

— Тьфу ты, Михалыч! Рация — это такой прибор, по которому на далеком расстоянии разговаривать друг с другом можно.

— Говорушка, что ли?

— Ну да, говорить.

Дед махнул рукой и закопошился в своём безразмерном кошеле, потом вытащил пузырёк с какой-то темной жидкостью и показал мне.

— Самогон? Яд? Виагра?

— Хренагра! — Рассердился Михалыч. — Зелье колдовское, чтобы говорушку сделать. Капаешь капельку на что-нибудь, вот, хотя бы на булавку, потом на другую и разговаривай хоть до утра.

— Да ладно. Серьёзно, что ли?

— Нет, шуточки я тут с тобой шучу, — всё еще сердито проворчал дед.

— Ладно, деда, извини. Я же ваших этих штучек не знаю. А сваргань нам по булавке на каждого. Можно так?

— Отчего ж нельзя, можно, — дед опять порылся в кошеле, вытащил четыре булавки, потом, с величайшей осторожностью откупорил пузырёк и капнул на каждую головку. — Держи.

Я выдал по булавке Маше и Калымдаю, а свою воткнул в воротник рубахи.

— А как ими пользоваться?

— Сжимаешь пальцами и говоришь имя, с кем поговорить надобность есть. А если тебя окликнут, то тоже сожми и говори.

Я тут же сжал булавку:

— Маша.

Маша вздрогнула и тоже, сжав свою булавку, сказала:

— Ну?

Теперь я вздрогнул. Это её «ну» прозвучало прямо в голове.

— Ух ты, класс! Это что никто голоса не слышит, только я?

— Точно, внучек, — дед уже успокоился. — Только сам говори не в людном месте, а то за блаженного примут.

Вещь! Блютуз-гарнитура для телефона, отдыхает.

— Отлично. Ну что, пошли?

И мы пошли.

Шли, шли, шли…

Ладно бы просто шли, а то приходилось пробираться через поваленные деревья да овраги чуть ли не доверху заросшие колючим кустарником. Деревья еще эти на каждом шагу… Нет, я всё-таки исключительно городской житель и всю эту природу предпочитаю наблюдать через экран монитора.

Закончился наконец-то лес и вышли мы на дорогу к Лукошкино. Далеко, знаете, не трасса Москва — Санкт-Петербург. Хорошо, дождя давно не было. Зато пыли много.

Это я так, ворчу от нервов. Скоро же город, мало того, еще и враждебный по факту, вот меня немного и колотит.

Калымдай личину свою сменил и стал выглядеть самым обычным мужиком лет сорока. Не оборванец какой, но и богатым не назвать. То, что нужно. А тут еще телега вдалеке загрохотала. Какой-то крестьянин по своей надобности в город ехал вот и нас согласился подбросить за пару медных грошиков, что Калымдай ему выдал.

Другое дело. Ездить я больше люблю, чем пешком ходить.

Тут после очередного поворота, лес сбоку отступил. Телега, скрипя, вскарабкалась на небольшую горку и перед нами, как на ладони открылся город. Я залюбовался и вся моя ворчливость разом исчезла.

Натуральный такой город как на картинке в учебнике истории. Белые каменные стены, а из-за них выглядывают колокольни, макушки церквей, кое-где даже крыши домов, хотя в основном Лукошкино состояло из одноэтажных изб. Но — красиво. Умиротворяюще так, сказочно, мирно. А мы туда едем этот мир разрушить. До основанья, а затем… Пардон, это из другой оперы.

Въехали мы, в общем, в город через распахнутые ворота, которые, тем не менее, охраняли с десяток стрельцов с пищалями и бердышами. Слезли с телеги и дальше уже пешочком потопали. Город, по моим меркам не большой, тысяч на тридцать жителей и поперек его за час запросто, думаю, пройти можно. Вот мы и пошли. Улицы тут, прямо скажем, не проспекты, а уж после дождя, что должно твориться и представить страшно. Хотя, кое-где вдоль домов были проложены деревянные тротуары.

Сначала попадались только маленькие домики, избы, скорее, а вот церквей было много. Пока мы шли до базара, я их насчитал пять штук. Дома тут исключительно из дерева строили, а церкви и каменные попадались. На улицах почти никого не было, зато, когда мы подошли к базару, то я понял, что мы, похоже, проходили спальные районы в рабочее время. Весь Лукошкинский люд, казалось, был на базаре. Народу ужас сколько! Шум, гам, суета, все тебя хватают за рукав, да за что попало, лишь бы ты остановился и купил хоть что-нибудь.

Я шел с отвисшей челюстью, мне и притворяться не надо было тем сельским парнем, который впервые в город попал.

— Идемте-идемте, — поторапливал нас Калымдай. — Еще минут десять ходу.

— А откель мы следить-то за милицией будем? — тихо спросил у него Михалыч.

— У нас там дом рядом есть, — так же тихо пояснил ротмистр.

— Как это? Вы дом, что ли купили? — поразился я.

— Ну что вы, незачем. Мы просто въехали в него на время. Хозяева до зимы отсутствовать будут вот мы им и заплатили и поселили нашего человечка.