Лев Мышык - Ночь святого Кондратия [СИ]

— Годится, — сказал наемник, протягивая свой стаканчик с костями — Только кидай теперь ты первый.

Юрий принял сосновый стаканчик, убедился, что костей там три. Потряс и перевернул над столом.

Игроки снова стукнулись лбами:

— Один…

— Один…

— Два…

Раздались редкие смешки:

— Не, это дьявольской удачей не назовешь.

Приободрившийся Филарет хозяйским жестом сгреб кости, потряс и перевернул стаканчик.

— А-а-а! — заревел он, как давно недоенная корова.

— Один! — выкрикнули дровосеки.

— Один! — прибавили забияки.

— Один! — забил гвоздь наемник, — Это не он дьявол. Это тебе, дядя, сегодня удачи нет. Ты уж мне поверь.

Филарет выругался и расколол о стол сосновый стаканчик наемника.

Игроки заворчали:

— Не умеешь проигрывать!

— Не понимаешь игры!

— Пойду-ка я пригляжу, — наемник ссыпал в кошель свои кости. Кинул на стол медную монету, поднялся, — чтобы почтенный караванщик все по уговору выдал.

Только тут Юрий поискал глазами своих девушек. Камеристка с наружным спокойствием подпирала столб навеса. Беспамятная Зафира спущенным флагом висела на пухлом плече. Видимо, второго кона ее тонкая натура не вынесла. А, может, и первого.

Под присмотром наемника Филарет ловчить не стал. Вздыхая и чуть не плача, передал уздечку сильного вороного жеребца. Правду сказать, конь был красавец не хуже Зафиры: изящные ноги, гладкая кожа, гибкая шея, роскошные грива и хвост. Пока седлали и вешали сбрую, расшитую золотой канителью, усаженную темными рубинами в масть, застегнутую на драгоценные пряжки, наемник деловито перетряс седельные сумки:

— Плащи дорожные… Фляжки… Вино. — забил пробку обратно, — Свинина… Копченая, дня три протянет, ночи нежаркие… Огниво… Сыр походный, твердый. Сухари… Кружки, сковородка… Тренога для котелка. Котелок… Ложки. Нож, топорик, шило, дратва и кожа сапоги чинить… Нитки, моток целый. Игла. Пожалуй, пойдет.

Тут принесли кинжал в ножнах, украшенных теми же рубинами, что и упряжь. Выдвинув его из ножен, наемник застыл надолго. Тем временем Юрий закинул поперек седла серебристую глицинию — все еще не пришедшую в себя — и велел Константе:

— Бери ослов, поехали.

Наемник все еще разглядывал кинжал. Покончив со сборами, Юрий просто сказал ему:

— Да забирай ты его себе.

Наемник опомнился:

— Не передумаешь?

Юрий махнул рукой:

— Легко пришло, легко ушло.

— Тогда держи, — наемник протянул увесистый серебряный кругляш.

Дьявол сунул его за пазуху и подогнал осла.

Ослики резво трусили по Тракту. Как ни торопились путешественники убраться подальше от недовольного караванщика, а на ночлег остановились засветло. По темноте ни дров для костра не нащупать, ни ужин приготовить. Ужина все ждали с нетерпением, но прежде надо было привести в сознание “серебряную глицинию”.

Константа выполнила это с привычным блеском, парой легких шлепков по щекам.

Очнувшись, Зафира вцепилась в камеристку с полузадушенным воплем:

— Предательница!!!

Кинувшись оттаскивать блондинку, дьявол получил свою порцию пинком по голени. Сложившись в колене, Юрий рухнул поверх сцепившихся женщин вишенкой на бисквите. Константа опять оказалась ниже всех и засопела под двойным грузом.

Распутавшись, Зафира первым делом схватила Дьявола за уши, вздернула на ноги, и принялась самозабвенно хлестать его по щекам:

— Скотина! Козел! Мужичье!

— А чего ты от Дьявола хотела? — проворчала в сторонке помятая Константа. — И, в конце-то концов, теперь же у нас есть конь. И деньги!

Но Зафира не слышала камеристку за собственным визгом. Перехватив запястья, Юрий удерживал карающие длани подальше от собственных щек. Зафира трепыхалась, пыталась его укусить, и пинала коленом по бедру, лишь чуть-чуть не попадая по деликатным местам. Отчаявшись угомонить ее, Дьявол схватил девушку в охапку. Но тут случайная подсечка уложила пару на мох. Зафира пискнула от неожиданности, на мгновение замерев.

И тогда Дьявол поцеловал розовые губы. Девушка окаменела. А вот Дьявол — наоборот. Его теплая сухая ладонь неторопливо расстегнула рубашку на груди у Зафиры. Скользнула под ткань и к ключице, сдвигая рубашку с плеча. Губы прильнули к основанию девичьей шеи, и стали медленно спускаться по округлости плеча к локтю.

— Еще… — Зафира подалась вверх, выворачиваясь из рукава. Правая половина ее тела оставалась скромно прикрытой, чего Дьявол никак не мог допустить. Рубашка полетела в кусты, а губы Дьявола нашли розовый сосок, и принялись мять его. Руки медленно двинулись к талии, словно изучая каждую впадинку на теле. Губы перешли ко второму соску — чтобы его не обидеть. Левая рука нежно очертила окружность груди; правая ушла под ягодицу, сравнивая, что нежнее.

Самоцветный поясок щелкнул и распался. Девушка запустила пальцы в перепутанные волосы Дьявола. Спасая уши, он скользнул губами ниже — между грудями к пупку… А потом еще ниже.

Руки Юрия подхватили девушку под обе ягодицы. Зафира застонала, даже не пытаясь вырываться, закрыв глаза от удовольствия. И не увидела, как Дьявол сперва содрал с себя рубаху и штаны, а затем его гладкая чертова кожа лопнула в паху, выпуская упругую плоть.

Константа засунула кулак в рот, разроняв собранные дрова. А она-то думала, что там и нет ничего! Собственными глазами видела, что нет! А тут вон какой дивный цветок выстрелил!

Дивный цветок нашел нужное место, и сплетенные тела закачались в такт на волнах наслаждения. Зафира вскрикнула, потом застонала, закричала хрипло и протяжно, не раскрывая глаз. Константа изо всех сил прикусила кулак. Можно было схватить сук потолще и с размаху приложить дьявола по голове. Чтобы спасти бедняжку. Но, судя по выражению лица, бедняжка в спасении не нуждалась. Да и нечего было называть верную камеристку предательницей! Забыв, что совсем недавно считала Дьявола бесполезным в хозяйстве, Константа вцепилась в собственную гриву: разве она хуже этой бледной немочи, которая даже одеться не умеет без посторонней помощи?

И от удара по голове дьявола спасло только чудо.

Камеристка поплелась к ручью, где долго смывала слезы.

Когда она вернулась к лагерю, все уже закончилось. Красный от стыда Дьявол возился с костром. Всхлипывающая Зафира неумело прикрывалась штанами, вяло отмахиваясь от комаров:

— Предатель! И ты предательница! Я просила спасти меня от графа Дебиана! А ты меня обесчестил! А ты куда смотрела, курица! — схватившись за промежность, блондинка томно простонала:

— Ах, больно! Я умираю! У меня кровь!

Разозлившишь еще сильнее, Константа попыталась оторвать рукав Зафириной рубахи — а нечего по кустам хорошую одежду разбрасывать! Но дьявольская ткань поддалась только ножу. Помогая госпоже одеться, Константа скрипела зубами, думая про себя: “А еще меня курицей называла! Овца!”