александр Баркалев - Центральный зомбилэнд

Номер параграфа в сообщении работал как ссылка, которая перенесла Лину на страницу с текстом документа. Счетчик кликов внизу страницы поздравил ее с тем, что она первый посетитель за сегодня. Текст параграфа был написан неадекватно сложно. Многочисленные «в случае», «если», «исходя из» и аналогичные ненужности явно пытались что-то скрыть за бесконечной вереницей букв. Все-таки придется подождать Кирилла…

С этим выводом, серьёзно облегчившим ситуацию, Лина уже поднималась со стула, когда новое фиолетовое послание вернуло ее на место. Медицинский центр Северо-запада уведомлял ее, как единственное близкое лицо, указанное в персональной карточке (чьей карточке?), о том, что ее постдруг… в результате технической аварии… госпитализирован… (ну да он сам ей звонил и говорил об этом)… и по причине ущерба, несовместимого с дальнейшим жизненным функционированием (какие длинные слова, Кирилл же говорил, что его просто поцарапало)… утилизирован… грустный смайлик… букетик с черной лентой (она сама посылала такие подругам, потерявшим родителей)… Утилизирован! Кто утилизирован? Ее Кирилл? Она смотрела на буквы и все еще не могла понять их смысл. Кажется, придется ждать Кирилла, чтобы он объяснил ей и эту ерунду. Только как же он придет, если он утилизирован?! Ведь это значит, что его нет… Нет в этом мире… Нет и не будет! А кто же тогда к ней придет? Для кого она готовит спагетти? Ей одной этого слишком много! И кто сегодня ляжет спать рядом с ней в их кровати? А завтра?

Она сидела за столом, уронив на колени руки. Она всегда сидела на этом месте. А напротив всегда сидел он… тот, кого утилизировали… Кирилл. Это стало почти инстинктом – садиться именно с этой стороны, точно так же, как и ложиться справа от него в постели… Справа от Кирилла. Так странно называть живым именем того, кого уже нет. Странно и неприятно. Как будто имя оторвалось от его владельца и пытается занять его место. А ей не нужно имя, ей нужен он, тот, с кем она прожила рядом столько лет. И как она будет сейчас без него?

Лине стало невероятно жаль себя. Нет, ей, безусловно, было жаль и Кирилла тоже. Но ведь он был утилизирован и ничего более плохого с ним точно уже не случится. А с ней? Сможет ли она когда-нибудь вновь вести обычную, адекватную жизнь? Сможет ли она найти снова то спокойное счастье, к которому приучил ее он… тот, кого утилизировали? Для этого, по крайней мере, нужно найти и привести в дом другого зомби-мужчину. Ей ведь всего двадцать восемь лет, а в таком возрасте жить одной для зомби-девушки – это прямой путь к неадекватности. Лина даже на мгновение представила, как какой-то посторонний зомби, с размытым пока лицом, заходит в их спальню, раздевается, ложится в их постель, чтобы реализовать с ней инстинкт близости… Она непроизвольно содрогнулась, и к горлу подступил тугой тошнотный комок. Нет уж, лучше быть в неадеквате… Ее снова дернуло. До чего только не додумаешься в одиночестве.

Зомбифон непрерывно трещал. Мама пыталась пробиться сквозь электронную бездну. Не сейчас… Может, чуть позже… Может быть, через полчаса… Лина встала из-за стола. Жутко неприятные ощущения в желудке не проходили. Это были ощущения огромной пустоты и почти боли. Она ощущала, что нужно что-то сделать, но что именно понять не могла. Панельные сериалы оказались в этом смысле плохими подсказчиками. Героини, потерявшие близких, обычно безутешно вздыхали, заламывали руки. Лина вздохнула. Не помогло. Она подошла к плите и, взяв сковороду, выбросила ее в ведро вместе с содержимым. Стало чуть легче.

Остаток вечера заняли разговоры с родителями и реализация стандартных инстинктов. Помыться, посмотреть зомби-панель… В конце концов живот отпустил. Сакраментальные мамины истины и обещание приехать пожить вместе с ней отвлекли окончательно и даже позволили к полуночи выйти в сеть и поделиться горем с друзьями. Горе, разделенное с сетью, как-то размылось. А многочисленные сочувственные комментарии и пожелания заставили поверить, что она не одна.

Только когда заполночь она наконец забралась в пустую холодную кровать, вновь накатило ощущение потери. Словно у нее было что-то очень ценное, и она забыла это что-то, и никак не может вспомнить где. Лина еще долго лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту, пытаясь не закричать. Ей почему-то пришло в голову, что крик может уменьшить, растворить это щемящее чувство. Но она не закричала, и всевластный инстинкт все-таки сжалился над ней и увел в мир бессознания. В том мире, к счастью, не было снов. Как и всегда.

Во вторник утром на нее свалилась мама и ворох официальных уведомлений. Мама, как и все зомби-мамы, показываемые по зомби-панели, ласково хлопотала вокруг нее. Часа два не меньше, пока не отвлеклась на разбирательства с отцом по зомбифону. Официальные сообщения потребовали, чтобы она явилась в пять разных учреждений сразу за пятью справочными картами, оформляющими, по сути, одно и то же событие.

Все они фиксировали исчезновение из этого мира ее постоянного друга. Он исчезал сразу отовсюду. Он уже не владел вещами. И в социальном департаменте ей выдали справку о том, что все эти вещи теперь ее. При этом отняли все его карточки и документы. Он уже не был работником. Она заехала в его банк. Там ей посочувствовали и вручили выходное пособие. Что она делала в остальных трех местах, она сама не поняла, но очереди везде были огромные, и к вечеру она еле передвигала ноги. По крайней мере, это отвлекло ее от любых других ощущений.

И почти весь день в соцсетях ее засыпали словами поддержки и сочувствия друзья… и друзья друзей. Ее это сильно подбадривало. Правда, в районе шести часов вечера у одной из ее лучших подруг потерялась в парке любимая собачка. И это стало новой главной темой обсуждений. Лина не обиделась, тем более что ей самой стало жалко эту маленькую пушистую милашку. Не так как себя, конечно, но тоже очень жалко. Ночью в постели снова пришла мысль покричать. Однако на этот раз пришла она ненадолго и как-то ненастойчиво, как мимо проходила.

В среду мама ее покинула еще утром. Она увезла с собой почти все вещи Кирилла. Разумеется, с согласия Лины. Ну как с согласия, Лина просто активно не возражала. Мама убежденно сообщила ей, что вещи эти нужно раздать всевозможным родственникам, чтобы не питать грустные воспоминания и не отпугивать новых ухажеров. При этом мама достаточно фривольно подмигнула ей, чего раньше за ней не замечалось. Стареет… Так что остаток среды Лина, принимала благодарности родственников, большинство из которых никогда не видела. Почти все они были из третьей серой категории, поэтому благодарности за белобирочные тряпки звучали в их исполнении очень искренне.