Денис Блажиевич - Хроники Оноданги: Душа Айлека [СИ]

— Мне нужен Засентябрилло и наши деньги.

— Кто это? Да ты знаешь с кем разговариваешь, марамойка. Ты кто такая?

— Я завуч.

— Погремуха? Карась, ты кого из медвежеборских знаешь?

— Я знаю — говорила в ответ Лиза. — И они меня все знают. С 1-го по 11-й.

— Что за… Баба смотрящая?

— Я завуч. — крикнула в ответ Лиза и сунула трубку Шершавкину.

— Виктор Степанович. Не отцепятся. Засентябрилло в Пенжинскую экспедицию пристроил.

— Это что мне в 50 километров кругаля давать?

— Я Уклонова уже отправил.

— Так пусть он и забирает.

— Разве он авторитет. Засентябрилло с ним не полетит. А вы скажете как умеете ни Уклонов ни Як… Засентябрилло на своих четверых полетит.

— Ладно… — как всегда лесть Шершавкина произвела нужное действие. Барселонов плыл.

— И это… — Шершавкин немного замялся. — Виктор Степанович и еще 50000 надо.

— Что? Карась слышал?

— Отдам, отдам, отдам. — заторопился Шершавкин.

— Отдашь. Конечно отдашь.

Барселонов замолчал. Шершавкин слышал неясные звуки. Барселонов советовался с Карасем.

— Шершавкин. Ау!

— Я здесь. Здесь. Виктор Степанович..

— Сотку отдашь.

— Сколько? Виктор Степанович. Где же я…

«Карась позорный» — думал Шершавкин — «Залил в уши, законник дубовый. Ох, доберусь я до тебя. Задавлю как крысу. Заботой и лаской».

— Шершавкин?

— Да, Виктор Степанович.

— Сотка.

— Я понял.

— Смотри. Закавычишь. Продам оленеводам. Сезон любимым олешкой отработаешь.

До самого вечера Шершавкина терзали цветные видения полярного оленя с мохнатыми рогами и весенней тоской в черно-синих глазах. В рогах ветер запутал легкомысленную голубенькую ленточку. Эта ленточка почему-то напугала Шершавкина больше всего. Но не настолько, как осознание того, что сегодняшний вечер он проведет под присмотром своей шестилетней племянницы. Сестра Лиза сдобрила свою высокую химическую завивку гигантской незабудкой с присевшей на ее кончик бабочки лягушачьего цвета. Одела рубиновое с остывающими искрами платье. В нем второй раз выходила замуж, разводилась в третий и в двадцатый раз одевала его на майский выпускной вечер.

— Если будет шуметь. — сказала Лиза. — Звони Горшкову. И пусть выпьет ромашку Завяжи..

Сестра вручила Шершавкину широкую повязку с четырьмя длинными завязками.

— Ну теперь-то, когда все устроилось, можно мне покурить. — просил Шершавкин.

— Дуля тебе и спасибо.

Сестра поправила повязку с бежавшими вокруг предплечья набитые трафаретом буквы: «Дежурная». После ухода сестры Шершавкин начал облучать маленькую Лизу лицемерными лучами дружелюбия. Он все еще не терял надежды вырваться. 100000 долга Барселонову? Поневоле задумаешься… О, нет, нет. Уйди рогатый! — Шершавкин прогнал тоскующего оленя из своих мыслей.

— Хочешь Юпи. — спрашивал Шершавкин.

— Пей ромашку. — говорила Лиза.

Шершавкин для налаживания контакта потянул горькое медицинское пойло. Постарался скривиться так, чтобы это выглядело, словно он меду наелся. Глядя на умытое личико с серьезными серыми глазками, на худенькие бескомпромиссные косички. Шершавкин мучительно думал. «Чего бы такого наврать. Ресторашку и колготы с люрексом ведь не предложишь. А ключи от наручников не помешали бы. Тогда Лизку… В банку с огурцами. В Оху на маршрутке, а оттуда в Крашенниников. И никаких моих кровненьких, ласковых, тепленьких. Ни жуку Барселонову ни этим…»

Племянница помогла Шершавкину.

— Покажи Вадима.

— Кого? — Шершавкин подергал наручники.

— Вадима — настаивала маленькая Лиза.

— Какого такого Вадима?.

— Да этого… — Лиза расставила ноги. Выгнула вперед плечи. Сжала кулаки и попыталась изобразить грубый мужской голос.

— Лизон. Брыськай спать. Нам с твоей мамкой пожужукать надо.

— У мамы кто-то есть? — спросил Шершавкин.

— Тебя же нет. — туманно ответила девочка. — Давай. Показывай.

— А это? — Шершавкин показал наручники.

— Посмотрим.

Шершавкин прокашлялся.

— Лизон. Брыськай отсюда. Ай! Ай! Ты что делаешь!

Прямо в лицо получил Шершавкин струю из газового баллончика.

— Не сметь… Стрельцов! С моей дочерью. — сказала Лиза тонким, но материнским голосом.

— Ну ты и дура. Все вы дуры. — кричал Шершавкин. Глаза слезились. Их жгло.

— Воду неси!

Лиза принесла воду. Шершавкин промывал пораженные глаза, а Лиза говорила.

— Молодец, дядя… Вылитый, Вадим.

— Уйди ты. Маленькая… Лиззза. Стой. Телевизор включи.

Шершавкин разделся, лег в кровать, где-то до полуночи смотрел он по черно-белому Рекорду НТВ — круглосуточную трансляцию хотелок олигарха Гусинского. Около полуночи на его плечо легла холодная рука. Шершавкин от неожиданности вздрогнул. Перед ним стояла маленькая Лиза. Она была по-настоящему испугана.

— Дядя. Земля трясется.

Шершавкин не успел ничего ответить как все это началось…

А над Пенжином раскинулся вечер. В малиновых полях с желто-синими берегами Птеродактиль бегал наперегонки со стаей длиннокрылых птиц. Пилот Серегин сделал низкий круг над экспедицией и медленно помахал крыльями в быстрогустеющем жирном от прохлады воздухе. Он сорвал аплодисменты Мии и гуманитарную кепку бундесвера с волосатых джунглей на голове Засентябрилло. Почти вся экспедиция собралась вокруг ККС. Б-140 Егор не нашел, но Тюменцева сдув пыль со своей дамской сумочки, разыскала в ней среди пожелтевшего тюбика помады, высохших польских теней «Urodzina» и флакончика духов «Дзинтарс» нужной длины английскую булавку. А главное была она скручена из мягкой незакаленной проволоки. Егор открыл задний кожух ККС, разомкнул пальцы, разогнул булавку, а потом несколько раз согнул ее в нескольких местах и превратил в понятную всем загогулину.

— Надо же — льстиво сказал Засертябрилло.

— Тоже мне — буркнул Барклай. — У меня когда мотор сдох на Колымской трассе я брюкву всунул. Почти до Магадана допер. Вывод? — спросил он присутствующих.

— Всегда вози с собой брюкву. — сказала Мия.

— Не помешает. — согласился Барклай. — А лучше две. Чтобы до Магадана хватило.

— Что же товарищи. — Егор закрыл перемазанный солидолом кожух. — Проверим.

Егор откинул щиток и вжал красную кнопку большим пальцем до основания.

ККС запыхтел, засинел, засвистел и затих. Возникшая тишина лопнула грохотом ржавой арматуры. Барклай перестал кашлять и вытащил из кармана не брюкву но пригорошню жареных на сковороде без масла семечек. Он отсыпал Тюменцеву, Мие и Засентябрилло.

— Здесь подумать надо. — важно изрек Барклай.

На земле росла гора шелухи, все вокруг думали. Егор откинув кожух доставал изогнутую булавку. Менял форму загогулины. Вставлял назад и нажимал красную кнопку. Шелуха сыпалась вниз как надежды в 92-м. В очередной раз Егор нажал на кнопку и в сердцах пнул ногой по ККС. Тот запыхтел, засинел, засвистел, но после этого не затих, а зарычал карибским ураганом Джонни. Барклай одобрительно покивал головой и с уважением посмотрел на ККС.