Геннадий Кофанов - Кто укокошил натурщика? [сборник]

Ну, ладно, автор не садист и не будет тебя, читатель, мучить неизвестностью. Из пакета выскочили не ларгемугусы, а репугнаростенсусы!

И сообщив тебе сей курьёзный факт, автор заканчи…

— Стоп, стоп, стоп, как это заканчивает?! — возмущённо, возможно, вскрикиваешь ты, бесценный читатель. — Ничего же не ясно! Что это за репугна… ну, эти самые? Как они выглядят? К какому биологическому семейству относятся? Вообще, кто это такие? Звери? Птицы? Пресмыкающиеся? Земноводные? Членистоногие? Моллюски? Кто?

Ай, читатель, не морочь мне голову вопросами, отмахивается автор. Я тебе не зоолог какой-нибудь, чтобы знать такие подробности. Я, сказать честно, вообще сильно сомневаюсь, что эти репугнаростенсусы существуют в природе, ведь я сам сочинил это слово для этого рассказа, образовав его от латинского «repugnare ostensa» (что означает «вздор», «ерунда», «белиберда» и т. д.). Такой же была и, так сказать, технология изготовления мною слова «ларгемугусы», образованного от латинского «large mug» (что значит «морда», «рожа», «харя» и т. д.). А раз таких животных, по всей видимости, в реальности не существует, то что ж их описывать и классифицировать. Впрочем, если тебя, бесценный читатель, на их счёт мучают невыносимые угрызения любопытства, то спроси об этом свою собственную фантазию и своё собственное воображение. Если хорошо их попросишь, то они расскажут тебе об этих, по-латински же выражаясь, бестиях, а по-нашему выражаясь, животных всё что только захочешь, в мельчайших подробностях. Если же фантазировать и воображать не хочешь, то это твои проблемы. В этом случае оставайся в недоумении.

А автор эту свою так называемую странную чепуху — хоп! — и закончил.

1989, 2011 гг.

И, взяв в руки перо, я стал что-то писать на листе. Сознаюсь откровенно: получилась какая-то белиберда…

М. Булгаков, «Театральный роман»

Пролетающая над Фёдором Натановичем бутылка искрилась в лучах полуденного солнца и бросала блики на его (не солнца, а Фёдора Натановича) начинавший лысеть затылок. Парень Ухабин, нетрезвый двадцатипятилетний индивид богатырского телосложения, горячо и красочно выразился в том смысле, что его не удовлетворяет траектория перемещения бутылки, которую он со всей страстью оскорблённого индивида отправил в полёт с целью соприкосновения с лицом Фёдора Натановича.

Нет, Фёдор Натанович никакими действиями или словами не оскорблял парня Ухабина, даже не делал ему никаких замечаний, типа «Нализался как свинья, алкаш»; ничего такого; Фёдор Натанович просто спокойно и молча прошёл мимо парня Ухабина. Но последнему не понравилось лицо Фёдора Натановича. Его, можно сказать, оскорбила недостаточная, с позиции его изысканного художественного вкуса, эстетичность черт этого лица. И он даже сказал об этом лице, дескать, «морда просит кирпича». Через непродолжительное время, когда Фёдор Натанович уже несколько удалился от парня Ухабина, тот решил вдруг удовлетворить эту им же самим придуманную просьбу. А поскольку кирпича под рукой не было, то была задействована стеклянная бутылка, из коей перед этим парень Ухабин высосал остатки водки. Хмель помешал бутылкобросателю сообразить, что не могла оная стеклотара войти в соприкосновение с лицом удаляющегося субъекта, ибо его голова была обращена к бутылке не лицом, а затылком, и чтобы добраться до лица, сия посуда должна была бы пролететь мимо этой головы, а затем развернуться и полететь в обратном направлении, каковыми свойствами обладают бумеранги, а вовсе не бутылки.

Фёдор Натанович, подняв лицо и нацепив на нос очки в тяжёлой роговой оправе, с любопытством разглядывал пролетающий над ним предмет, размышляя, не связано ли его перемещение с раздававшимся позади рокотом парня Ухабина.

По истечении некоторого времени опознанный летающий объект вошёл в контакт с затылком милиционера Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, каковой милиционер выходил из себя по поводу опаздывания его невесты на назначенное ей здесь и сейчас свидание. В результате соприкосновения затылка с бутылкой, милиционер перестал выходить из себя, а наоборот: ушёл в себя. Лёжа на тёплом шершавом асфальте, он производил впечатление человека сильного и телом и духом, морально устойчивого, постоянно повышающего свой культурный уровень.

Парень Ухабин, имевший честь лицезреть процесс соприкосновения бутылки с сотрудником известных органов и уход сотрудника в себя, получил неизгладимое впечатление, под влиянием которого окончил свой эмоциональный монолог и осознал всю тяжесть совершённого им броска. Развернувшись на сто семьдесят восемь с половиной градусов, он не твёрдой, а разболтанной и даже несколько как бы танцующей походкой стал удаляться от Лихтенштейна-Мухамедова и склонившегося над ним Фёдора Натановича.

В это время мужественный милиционер, несмотря на полученный тяжёлый удар судьбы в виде бутылки, собрался с силами и сурово произнёс: «Апчхи!». На что Фёдор Натанович, со свойственными ему деликатностью, вежливостью и человеколюбием, ответил:

— У, хулиганьё проклятое! Стрелять таких надо!

Поскольку фуражка милиционера слетела и откатилась при его перемещении из вертикальной позиции в горизонтальную, то ничто не мешало узреть на его короткостриженном затылке выпятившуюся от удара шишку. Народная медицина рекомендует в таких случаях приложить к такой, так сказать, возвышенности прохладный предмет, например, монету. Фёдор Натанович не стал заниматься поисками монеты в своих карманах, поскольку был уверен, что там её нет, а ощупал карманы лежащего стража порядка. Да, в нагрудном кармане Ивана Лихтенштейна-Мухамедова, продолжавшего находиться в прострации, обнаружился металлический рубль с олимпийской символикой. Этой-то монетой Фёдор Натанович и произвёл, так сказать, термотерапию шишки.

Иван Лихтенштейн-Мухамедов пришёл в себя и тут же из себя вышел при мысли о вероломном нападении с тыла. Первым его вопросом было: «Где враг?» Фёдор Натанович ответил, что милиционер среди своих, а враг отступил. Мужественный работник внутренних органов с помощью Фёдора Натановича привёл себя в вертикальную позицию, поднял с асфальта выроненный им при падении букетик ландышей и слетевшую фуражку. Фуражку сжал в руке, а букетик надел на голову. То есть, тьфу, конечно же, наоборот. Затем без тени страха на суровом лице он переместился в ближайшую телефонную будку и, вставив указательный перст десницы (то есть, проще выражаясь, палец правой руки) в отверстие телефонного диска и произведя оным перстом вращательные шевеления, набрал номер «02».

А в это время пьяный парень Ухабин запутывал следы. Для этого он спотыкающейся походкой выписывал по тротуару синусоиду, временами шёл на четвереньках и даже полз по-пластунски, описывал круги вокруг фонарных столбов и деревьев, одним словом, всячески пытался сбить со следа возможных преследователей. Остановившись на перекрёстке улицы Гоголя с проспектом имени банщика-стахановца Ильи Шнапса, он, видимо, в целях маскировки, напевая ах-Одессу-жемчужину-у-моря, попытался сплясать танец маленького лебедя из балета композитора Чайковского, под названием, кажется, «Водоём пернатых водоплавающих», или что-то вроде того. Что, как ему показалось, у него вышло легко и красиво. Поднимаясь с асфальта и потирая ушибленный лоб, парень Ухабин произнёс длинную фразу, состоящую из однокоренных слов, которые не найдёшь ни в одном общедоступном советском словаре, чем, конечно, мог бы потрясти любого филолога. Филологов рядом не оказалось, а субъекты, которые рядом оказались, не оценили этой вербальной импровизации и выразились очень некультурно, мол, «нализался, скотина; куда милиция смотрит?» Такой извращённый взгляд на его творческие потуги певца, танцора и оратора покоробили нежную душу парня Ухабина, и он со словами «Спят усталые игрушки, книжки спят» опрокинул стоявший у обочины самосвал, посчитав его, видимо, игрушкой, которой положено спать на боку.