Геннадий Кофанов - Кто укокошил натурщика? [сборник]

Во всём сошлись?

Петруччо

Могло ли быть иначе?

Нам невозможно не поладить с ней.

У. Шекспир, «Укрощение строптивой»

— Что это?

— Плетёная из растительных прутьев утварь — посуда с ручкой — наполненная хлебобулочными изделиями домашней выпечки, кои предназначены для пожилой особы женского пола, что является моей родительницей.

— Ага, корзинка с пирожками для бабушки.

— Она болеет.

— Она болеет? Болеет! Болеет…

— Сходи к ней, Головной Убор Цвета Крови.

— Схожу к ней.

— Пойдёшь по тропинке, по…

— Я помню, помню!

— Ах, бабушка…

— Ничего, ничего, она выздоровеет.

— Птицы.

— Летят на юг. Холодает.

— Осень.

— Когда идти?

— Позавтракай и отправляйся.

— Говорят, млекопитающее охотника загрызло.

— Осень.

— Вкусно.

— Приятного аппетита…

— Ну, я поела. Спасибо.

— Иди.

— Пошла!

— По дороге не разговаривай с незнакомыми. Я тебя знаю!

— ?

— !!!

— …

Зверь, Львом рекомый, что наводит страх,

Завидел Фисбу, что спешила к другу.

Он напугал её — и вот с испугу

Красавица бежала впопыхах…

У. Шекспир, «Сон в летнюю ночь»

Идёт! Смелое! Не боится идти по лесу. Маленькое! Вкусное, наверное. Поёт! Пой, родимое. Недолго осталось.

Ах, голод-голод, ты делаешь меня душегубом!

Небо! Птицы улетают туда, где тепло!

А я остаюсь здесь, где сыро и холодно. За что я не птица?

Желудок, не торрропи меня! Дай полюбоваться существом. Головной убор цвета крови молодого барашка. Зачем оно надело кровавый головной убор? Он будит во мне аппетитные воспоминания. Кровь, мясо, тёплое, солоноватое, ещё подрагивающее. Кровавый… Кровавый… Цвет огня, которым меня опалили в деревне! Птицы, возьмите меня туда, где тепло и сытно!

Желудок, ещё немного и я тебя наполню. Видишь, я уже вышел на тропинку. Желудок, потерпи! Не урррчи так тоскливо. Слышишь, я, стараясь не смотреть в доверчивые глаза существа, спрашиваю, куда оно идёт. Желудок! Ах, голод-голод!.. Бабушка. Это, наверное, сытно… Пирожки? Тоже сойдёт. Где живёт эта (Уррр!) бабушка? Тише, желудок. Потерррпи. Бабушка сравнительно недалеко. А существо пусть поёт пока. Постучать. Постучу! Постучу, и аппетитная калорийная тёплая бабушка не спеша откроет дверь…

Будь здорово, существо в кровавом уборе. Будь здорово пока. Ибо я предпочитаю здоровую пищу.

Птицы летят туда, где тепло. Я бегу туда, где бабушка. Желудок, не подкашивай мои ноги! Ах, голод-голод!

Джентльмены, не позволяйте ему бить старуху!

У. Шекспир, «Виндзорские насмешницы»

Стук, стук, стук!

— Кто там?

— Это я, бабушка, твоя внучка.

— А что у тебя с голосом?

— Замёрзла. Холод. Птицы на юг летят. Листья летят на мёрзлую почву.

— Там, деточка, на двери верёвочка. Дёрни, как обычно, дв… А?!!!

— А! Ррр.

— Ой! Ааааааа!

Хррр. Гм… Гм… Гм… Всё! Как быстро произошло. Голод. Даже не успел укусить, разжевать. Целиком, живьём. Что это хрустит на зубах? Стёклышки. А здесь тепло. Дрова горят. Ненавижу огонь! Но тепло. И простыня ещё тёплая. Одеяло. Зубы-зубы. Не стучите. Сейчас согреюсь… А за окном — холод, сырость, осень, птицы на ю…

Хррр… Хррр… Хррр…

Что такое? Кажется, задремал. Кто стучит?

— Бабушка, это я, Головной Убор Цвета Крови!

Ой, чепчик. Здесь не очень светло, оно не разглядит.

— Ау, деточка, ты там дёрни за эту, как её… Ну, в общем, дёргай! Она и откроется!

Птицы на юг, а мне здесь тепло, как летом. Благодать!

Рыло

Ох, Основа! Тебя подменили!..

Пигва

… Основа, спаси тебя Бог! Ты стал оборотнем!

У. Шекспир, «Сон в летнюю ночь»

Млекопитающее! В постели бабушки! Оно её съело!!!

Спрашивает, что принесла. Само знает, что пирожки, а спрашивает. Чепчик надело. Решило прикинуться бабушкой! Нашло дурочку!

А почему это у тебя, «бабушка», такие большие слуховые органы? Думает, я дура. Бабушку от зверя не отличу. Эх ты, млекопитающее! А почему это у «бабушки» (что оно ответит?) такие большие органы зрения? Опять «чтобы лучше…» Старое облезлое плотоядное! Ну, вот сейчас я тебя и разоблачу так, что тебе стыдно станет. Зубы! Зубы-то хищника.

Ну, вот, хищник и есть. Сыто по горло бабушкой, а всё равно и меня глотает. Что значит зверский аппетит. И после этого оно продолжит утверждать, что оно бабушка? Нет, зверушка, теперь ты полностью разоблачена!

В лесу жёлто и холодно, птицы на юг летят, а здесь темно, горячо и влажно. Это и есть желудок? А кто это копошится? Бабушка?! Вот мы снова вместе! Какое счастье!

Стой! Не уйдёшь! Попался, толстый плут.

У. Шекспир, «Виндзорские насмешницы»

Бог свидетель, не хотел я есть маленькое певучее существо: и без того сыт. Но оно само полезло в рот смотреть, какие у меня зубы. Сработал глотательный рефлекс.

Теперь мне трудно будет перемещаться. Во мне больше центнера. Подождать, пока переварится и выйдет? Но это долго. А вдруг кто заглянет в эту конуру бабушки, а тут я такой беспомощный от переедания. Нет, буду, от греха подальше, потихоньку отползать в лес… Там, конечно, холодно и сыро, но…

Ой, живот…

Ой, не могу терпеть…

Оооо…

— Эх ты, млекопитающее!!!

— Ну что за манеры — глотать живых людей.

— Кто тебя, зверушка, воспитывал?

— Она просто проголодалась.

— Вот тебе, зверушка, пирожки с мясом.

— Не спеши, млекопитающее, а то подавишься.

— Славно, бабушка, что при тебе всегда аптечка! И славно, что в аптечке было слабительное!

— И совсем славно, что в моей усадьбе есть баня. Этот запах…

Осень… Птицы на…

1985 г.

Но неужели мы должны век серьёзничать, — и отчего же изредка не быть творителями пустяков, когда ими пестрится жизнь наша?

Из письма Н.В. Гоголя к Г.И. Высоцкому.

Истреблять прежде написанное нами, кажется, так же несправедливо, как позабывать минувшие дни своей юности. Притом если сочинение заключает в себе две, три еще не сказанные истины, то уже автор не вправе скрывать его от читателя, и за две, три верные мысли можно простить несовершенство целого.

Н.В. Гоголь, «Предисловие к „Арабескам“».

Время от времени на автора этих строк беспощадно набрасывалось так называемое творческое вдохновение, или, ироничнее и самокритичнее выражаясь, припадки графомании, от чего он хватал первую подвернувшуюся под руку бумажку и что-то такое на ней черкал. Многие такие внезапные мелкие бумагомарания стали заготовками предложений и абзацев, что затем пошли в тексты сочинений. А некоторые так и остались ни к чему не пристёгнутыми обрывками. Большинство бумажек, конечно, затерялись «в пыли времён». Но несколько таких бумажных ошмётков, уже пожелтевших от старости, удивительным образом уцелели, и автор, вместо того, чтобы выбросить их в корзинку для бумажек, помещает несколько из них в этот свой сборник текстов. Полагая, что ошмётки забавны и могут пусть и не расхохотать, но хотя бы улыбнуть читателя, если его чувство юмора совпадает с авторским. Медицинские работники утверждают, что хохот, смех и улыбки, то есть веселье, очень полезны для здоровья. А здоровье чрезвычайно нелишне для того, чтобы жизнь была долгой и плодотворной. Стало быть, и забавные безделушки, пусть нелепые и курьёзные, тоже целесообразны, а потому имеют право на существование.