Дэйв Макара - Попаданы

Рядовой вскочил во весь рост и принялся поливать нападающих длинными очередями, от бедра.

Сержант, дождавшись, когда наш суслик отстреляется, саданул его под колени, сбивая с ног, и потянул прочь.

"Гуми" — ещё одно изобретение имперской научной мысли. На наше счастье — не доведённое до ума. В нашем, земном фольклоре — обычные зомби.

Такие же не спешные, но, в отличии от "наших" — умные, ибо управляются человеческим разумом.

Радиус, в котором оператор держит свою армию, весьма невелик — полторы сотни метров, с усилителем — три сотни. Так что, приходится тщательно "заливать" окрестности, прожаривая всё и надеясь на наш, родной, русский, "Авось".

Который, кстати, здесь уже прижился и чувствует себя очень вольготно, помогая всем, кто в него верит. Или даже просто тем, кто хоть раз о нём слышал от нас.

В эту атаку на нас явно двинули всех тех, кто не пережил "зачистку".

— Плат! Мы отходим. Сиди на попе ровно — пусть пройдут. — Сержант отводил наше отделение за холм, в сторону недалекого лесочка, видимого насквозь, но и это лучше, чем ровное поле, на котором мы не успели выкопать ни одного окопа. — Пройдут — мочи. И сваливай. "Пливак" можно бросить.

"Щедро" мне разрешил сержант.

За брошенный "пливак" нас распнут. Если выживем.

Картинка с дроида, что так и болтался в поднебесье, оптимизма не добавляла: за "гумями" тянулся пыльный след, который оставляет только планетарная техника.

"Как там было? — "Врёшь, не пройдёшь!" — Подумал Штирлиц и вытер ствол верного "Максима" пустой пачкой от "Беломора"…"

Лежать пузом на горячей земле, потеть и ждать шанса на верный выстрел.

Да, я не снайпер, но и пропустив "гуми", стрелять мне придется не по ним, а отловить три основных машины: командирскую, его зама и РЭБ и ввалить им, по самые помидоры.

А вот потом — валить на скорости, потому что от этой горушки через минуту, будет только воронка. Глубокая воронка.

Пролетевшие над головой истребители вызвали у меня вздох облегчения, а после того, как они отработали по колонне, тяжёлым боеприпасом — ещё один.

Наблюдая, как валятся "гуми", не дойдя до холма всего метров трёх, радостно хлопнул по прикладу "пливак-а": неизвестный летун отстрелялся в аккурат по управляющему центру, низкий ему поклон.

Шаг за шагом, километр за километром ложились нам под ноги дороги планеты.

Нас не встречали цветами, но и не плевали нам вслед — имперцы не были здесь желанными гостями, да и мы — ничуть не лучше.

Планета жёстко, до крови в разбитых губах хотела жить сама по себе.

А её — разменивали, как монетку.

— Плат! О чём кручинишься? — Корзинкин, вот ведь на мою голову, повезло, с какого-то испуга принялся за моё воспитание, едва я выжил в третьем бою.

Первые два я помню плохо, сумбурно бежал, падал и стрелял, надеюсь, в нужную сторону.

— Хлеба хочу. Белого, горячего! Со сметаной и горячим чаем… И варенье. Смородиновое! — Признался я, отрываясь от чистки своего "коротыша".

— Вот… Ты и гад! — Сержант, не ожидавший такого откровения, шумно сглотнул. — Сволочь…

Всего, в первом пехотном, служит семь землян, раскиданных по разным взводам. Это мне повезло попасть к Корзинкину, сибиряку, отслужившему сперва в составе миротворцев, а потом и во все наши кавказские конфликты.

Не скажу, что мы стали друзьями, или мне давали послабления — нет, такого не было. И поболтать, как сержант с рядовым, наставляя на путь истинный, Корзинкин со мной не пытался, а вот пинков навставлять, это он за милую душу, да ещё и дважды в день.

— У тебя на сколько контракт? — Сержант впервые задал мне столь личный вопрос, что у меня отвисла челюсть.

Не принято у нас этого — не гласное правило, ибо служим мы все за будущее.

— Полный. — Признался я. — На всю катушку.

— И я вот подумываю продлиться. — Корзинкин уселся рядом. — У меня два сына и дочка, на "Матушке". За двоих, считай, оттарабаню, теперь за младшего бы поднять.

Длинная война получилась.

Что такое наши четыре года, 1418 дней и ночей?

Для одной планеты — много, а для сотен и сотен планет? Для цифр в потерях, что шесть нулей — это так, мелкая разменная монетка?

Сейчас "противостояние" тянется шестой год, затягивая в свой водоворот нескончаемое количество разумных, их техники, ресурсов и сжигая многим будущее.

Шестой год и второй — когда на войне появились земляне.

Бывшие, земляне.

На момент нашего появления, в галактике было семь гуманоидных рас, из которых четыре принадлежали империи и всецело являлись фундаментом, на котором Империя отстраивала свои небоскребы.

К черигам присоединились мы, нашанны и дагры, разом превратившись, согласно имперским информационным технологиям, в "пожирателей себе подобных, продавшихся врагу…"

Как обычно — историю напишет победитель, в конечном итоге.

Среди рас наших союзников, самыми востребованными являются Шшати — разумные рои ос, прирождённых летунов и космических скитальцев и Пасаекху — эти из паучьего племени, прирожденные математики и экспериментаторы.

Фактически, всё командование наших сил состоит из этих двух рас, что не мешает им собачиться, когда никто не видит.

Дагрийцы снабжают нас новинками кораблестроения, а нашанны — пополняют ряды тяжёлой пехоты и мотострелков.

Земляне умудрились растянуться по всем родам войск, пусть и единичными вкраплениями, но очень яркими.

За русского "летуна" Осипа Дорожкина, например, Империя платит по весу его тяжелого истребителя, чистым "риттелом", а за первый гвардейский, перемоловший в сумасшедшем штурме элитные части Имперского Личного полка Его Величества Карап-Цу 2-го и прихватившего с собой его третью жену, "любимую и невинную Ку-Имф" при штурме дворца, готов заплатить и двойную цену!

Были и среди нас предатели и трусы, были, скрывать нечего. Бежали на сторону имперцев, выступали в передачах, раскрывая "наши бесчинства на планетах", покаянно били себя в грудь и лили слезы, прижимаясь к груди его императорского величества.

Однако, после того как императора Карап-Цу 2 сменил император Вацы-Цу 1, а через месяц его сменил Даку-Цу 3, а его — Тап-Цу 4, умершие в жутких муках от отравления неизвестными боевыми веществами — один и со свернутой шеей — остальные, брать русских в плен перестали, расстреливая перебежчиков на месте, добивая раненых и старательно уклоняясь от боя с первым гвардейским.

Нашим это всё жутко не понравилось, особенно добивание раненых и на адрес императорского дворца прислали посылку, весом в три тонны, заботливо забитую под "крышечку" отрезанными головами всех раненых имперских солдат, до которых у нас дотянулись руки.

Любезно приложенное сообщение, по выражениям ничуть не мягче, чем письмо султану от казаков, быстро сподвигло его величество Тап-Цу, на тот момент уже — пятого, вспомнить о правилах ведения войны.