Константин Соловьев - Восьмое Небо

Но мурена отчего-то не спешила разорвать свою жертву и впиться в беззащитную плоть. Она повисла на Ринриетте, стиснув со всех сторон, и вдруг принялась издавать звуки, совершенно не похожие на те, что издают лучепёрые – сладострастно сопеть, пыхтеть, урчать… Ничего не понимая, Ринриетта попыталась оторвать ее от себя, но пальцы всюду натыкались на густой мех неразличимого в темноте цвета. Только когда ее рука нащупала чей-то плоский теплый нос, Ринриетта сообразила, с каким именно неведомым врагом бьется.

- Во имя Розы! Мистер Хнумр!

Услышав свое имя, вомбат активно засучил лапами, не замечая, что рвет когтями дорогую пелерину. Он взгромоздился Ринриетте на шею и принялся шумно обнюхивать ее со всех сторон, щекоча кожу усами и осторожно покусывая пальцы. Он счастливо пыхтел, но, в то же время, в его голосе проскальзывали жалобные нотки, как у обиженной собаки. Он наконец нашел свою капитанессу и теперь торопился изложить ей все жалобы на окружающий мир, которые у него накопились. Ему холодно и хочется есть. Слишком много камня кругом и почти нет дерева. Ночи мокры, а шерстка его не предназначена для такой погоды. Коты не дают ему рыться в мусорниках, а люди гонят прочь от своих кухонь. Здесь никто не чешет ему живот и еще странные запахи и…

- Мистер Хнумр! – Ринриетта, всхлипывая, обняла его изо всех сил, - Ах ты ленивый, наглый, хитрый, нахальный…

Вомбат был мокрым и грязным, настолько, что походил на небохода, полгода не пристававшего к берегу и измазавшегося в золе и машинном масле, но сейчас она этого не замечала. Она приникла лицом к его подрагивающему мягкому боку и, неожиданно для самой себя, тихо заплакала. Мистер Хнумр бесцеремонно сорвал с ее головы берет и теперь придирчиво тыкался носом в щеки и уши, критически изучая новую капитанскую прическу. Кажется, он даже успел попробовать ее на зуб.

- Мелкопятнистая макрель, какой же ты худой! – Ринриетта ощупала его впалые бока, не переставая плакать, - Корди точно меня убьет! Ах ты мой бедный ведьминский кот…

- Хмурхнумрхнумрхнумр…

- Пошли скорее домой. Тебе определенно не помешает помыться и перекусить, да?

Мистер Хнумр категорически отказался выпустить Ринриетту из объятий. Всю дорогу до дома он держался у нее на шее, впившись когтями в плечи и тревожно сопел, стоило ей сделать резкое движение. Подобно большому ребенку, он с трудом понимал, что происходит вокруг, где знакомые люди и что сталось с его домом. Но сейчас, когда он слышал знакомый голос, все тревоги и беды отходили на другой план.

Ринриетта ощутила, что даже завидует ему. Мир вомбата был бесхитростен и лишен полутонов, тех самых, что так утомляют глаза вахтенного, вынужденного по многу часов пялиться в воздушный океан. В этом мире все было необычайно просто устроено – близкие люди, еда, тепло, ласка. В нем не было места старым обидам и смутным страхам.

До дома они добрались через четверть часа, так и слившись в единое целое. Чувствуя ребрами биение чужого сердца, Ринриетта уже не замечала ни стылой сырости, ни усталости, ни сбитых ног.

- «Малефакс», свет! – приказала она, распахивая ногой дверь, - И подними температуру, нашему гостю надо просушить шерстку!

Бесцеремонно спихнув на пол толстые тома и тетради, она водрузила успокоившегося вомбата на стол и стала стягивать с себя мокрую одежду, не обращая внимания на то, что изысканный, по столичной моде, сюртук превратился в грязную, свисающую бахромой, тряпку.

- «Малефакс»! Разожги камин! И напомни, куда я спрятала бутылку рома. И еще сливки. Нам понадобится много сливок. Вот что, сообщи гомункулу из бакалеи, чтоб приготовил два фунта копченой семги, маслины, головку камамбера… Черт возьми, ты что, спишь? Не приведи Роза ты стащил у кого-то из местных остолопов очередной логический парадокс, я использую твою банку для рассады!

Ее опасения не сбылись – наполненный магическими чарами, воздух в кабинете посветлел. Но куда медленнее, чем обычно.

- Простите, прелес… госпожа Уайлдбриз, - пробормотал «Малефакс» сдавленно, - Сейчас я сделаю все необходимое. Я…

- С тобой-то что?

Ринриетта нахмурилась. В отличие от нее, гомункул обычно не был подвержен перепадам настроения и всякий раз, как хозяйка переступала порог, стремился растормошить ее свежей историей или каким-нибудь добытым у пролетающего корабля анекдотом. Сейчас его голос звучал так, словно гомункул выполнял неимоверно сложные расчеты и был слишком занят, чтоб обращать внимание на любые отвлекающие факторы. Это выглядело странно. Единственное, чем он мог развлечь себя здесь, в кабинете, это пересчетом столовых приборов.

- «Малефакс»! – осторожно позвала Ринриетта, - Ты в порядке?

К ее облегчению, гомункул отозвался почти сразу, хоть тон его голоса оставался напряженным.

- В полном. Боюсь, дело не во мне. Вам следует знать, что…

- Ну! – Ринриетта напряглась, как тогда, в подворотне, - Говори! Что-то случилось?

- Да. Случилось.

- Что?

Гомункул вздохнул и сделал маленькую паузу, перед тем как ответить. Совсем крошечную, секунды в полторы, не больше.

- Война.

* * *

Слово это было маленьким, коротким, но тяжелым, как пятидесятифунтовое ядро. Удержать его в мыслях оказалось тяжелее, чем она думала, оно вдруг заняло все пространство без остатка.

Война.

Только сейчас Ринриетта поняла, что никогда по-настоящему не сознавала смысла этого слова, хоть не раз произносила. История Унии и ее островов была полна войнами – внутренними, внешними, необъявленными, освободительными, скоротечными, вынужденными, междоусобными, трагическими, полузабытыми, неоднозначными, победоносными... И Ринриетта Уайлдбриз, одна из лучших студенток на курсе, безукоризненно могла ответить на самый каверзный вопрос по любой из них. Причины и предпосылки, основные события и политические аспекты, названия флагманских кораблей и имена адмиралов. Но стоило гомункулу произнести одно-единственное слово, как она почувствовала, будто ее оглушило.

Война.

Сейчас у этого слова был особый смысл. Особый запах, пропитанный едкой вонью сгоревшего пороха и тлеющего дерева, с примесью чего-то гнилостного. От этого слова ее вдруг замутило, да так, что даже пустой желудок тревожно запульсировал. Перед глазами пронеслось что-то страшное – ровные шеренги кораблей, острые жалоподобные контуры их орудий, стелящийся под облаками серый дым… Ринриетта зачем-то впилась руками в письменный стол, словно одного этого произнесенного слова было достаточно, чтоб небо содрогнулось, заставляя остров раскачиваться.

Война.

Когда-то она сама произносила это слово, но тогда оно казалось горячим и острым, разжигающим в груди огонь. Она обещала развязать войну против Унии, заполучив силу «Аргеста». И это была не несмышленная девчонка с крыши философской кафедры, это была она, капитанесса Алая Шельма. Она рвалась в бой, она жила предвкушением боя, она жадно втягивала воздух, надеясь ощутить в нем аромат близящегося пожара, который охватит десятки и сотни островов. Но сейчас, когда это слово было по-настоящему произнесено, она вдруг испугалась до дрожи в коленках.