Константин Соловьев - Восьмое Небо

Дядюшка Крунч, бормоча под нос бессмысленные ругательства, мерил шагами капитанский мостик. Правая нога вновь скрежетала, мерзавка, но он не пытался чем-то ей помочь – здесь было бессильно даже лучшее масло. Время – вот что разъело все сложные тяги и поршни в его теле. Рано или поздно каждый механизм приходит в негодность, исчерпав запас своей полезности. Дядюшка Крунч украдкой бросил взгляд в сторону, туда, где стояла, сложив руки за спиной, нескладная долговязая девчонка в алом мундире. Она не видела его, она думала о чем-то своем, разглядывая пушистые платки скользящих мимо облаков. И хоть шторма не было даже на горизонте, Дядюшка Крунч вдруг ощутил приступ раскаленного, обжигающего медный корпус изнутри, страха. Что, если он не справился? Что, если подвел старика? Не воспитал из нее настоящего капитана? Изгнать этот страх было тяжелее, чем ржавчину из старого тела. Но Дядюшка Крунч, сделав усилие, продолжил шагать по капитанскому мостику, равномерно скрипя барахлящей ногой.

Они все сейчас куда-то шли, каждый по-своему, своим ветром, к своему будущему. Они не касались друг друга, несмотря на то, что пространство съеживалось на глазах. Ринриетта некоторое время смотрела на их лица, беспомощно моргая. А когда зрение прояснилось, вдруг оказалось, что она стоит в одиночестве посреди бесконечно длинного коридора, а под ногами у нее лежит небольшая светящаяся сфера. Ринриетта задумчиво взяла ее в ладони. Она жглась, но не больно, точно в ее руках оказалось небольшое теплое солнце.

- ХВАТИТ.

В этот раз голос не был оглушительным. Он шептал со всех сторон, из каждой щели, похожий на голос сильного, но очень уставшего ветра, который много веков подряд обтачивал разбросанные в небесном океане камни.

- ПОЛОЖИ ОБРАТНО.

Она покатала сферу в ладонях.

- Ты истощил запас угроз?

- У МЕНЯ ЕСТЬ НЕ ТОЛЬКО УГРОЗЫ.

Погас призрачный огонь, исчез холод, втянулись в стены зазубренные шипы. Даже страшные существа, шнырявшие под ногами, вдруг убрались прочь, перестав хватать ее за ноги. Мир распахнулся вокруг нее огромным черным куполом. Она стояла посреди ночного неба, в полной пустоте, испещренной бронзовыми и серебряными точками звезд. Она набрала полную грудь прохладного воздуха, чистого, как заоблачные апперские дали. Тысячи ветров скользили вокруг нее, прислушиваясь к каждому ее вдоху. Мохнатый ураган неуверенно ткнулся в колено и свился где-то у сапог. Ласковый бриз беззаботно шелестел возле уха, щекоча висок. Все обитатели воздушного океана стягивались к ней, покорные, точно щенки. Любой ветер был к ее услугам, любой мог задуть туда, куда она бросит взгляд. В этом мире она, Ринриетта Уйалдбриз, Алая Шельма, была Розой Ветров. Всемогущей повелительницей бездонного воздушного океана.

- Власть? – спросила она, чувствуя, как слова растворяются в окружающем ее тяжелом бархате ночного неба, - Это и есть твое предложение? Власть в разоренном и выпитом до дна мире?

- НЕ ВЛАСТЬ, - спокойно поправил ее «Барбатос», - ЖИЗНЬ. ТА ЖИЗНЬ, КОТОРАЯ ВСЕГДА ТЕБЯ ПРИТЯГИВАЛА. ВОЗМОЖНОСТЬ СЛЕДОВАТЬ ЛЮБЫМ ВЕТРОМ БЕЗ ОГЛЯДКИ НА ПРОЧИЕ. МИР НЕ ЗАКОНЧИЛСЯ. ЕМУ ПРЕДСТОЯТ ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ. ЕГО БУДУТ НАСЕЛЯТЬ ДРУГИЕ СУЩЕСТВА И ОН БУДЕТ СОСТОЯТЬ ИЗ ДРУГОЙ МАТЕРИИ, НО САМУ ЕГО СУТЬ Я ОСТАВЛЮ НЕИЗМЕННОЙ. В НЕМ ТЫ МОЖЕШЬ СТАТЬ КЕМ ЗАХОЧЕШЬ.

- Самым могущественным пиратом в истории? – спросила она с улыбкой, - Легендарной Алой Шельмой? Или, может, губернатором? Губернатор Уайлдбриз… Наверняка я прославлюсь мудростью и великодушием. А может, стать исследователем? Или ведьмой?

Если он и понял ее сарказм, то не подал вида.

- КЕМ ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ. Я ДАМ ТЕБЕ ВОЗМОЖНОСТЬ САМОЙ УПРАВЛЯТЬ СВОИМ ВЕТРОМ.

- Интересное предложение, - она перекатила светящуюся сферы с одной ладони на другую, - Но, кажется, я успела привыкнуть к этому миру. Он беспорядочен, он состоит из противоречивых течений и опасных потоков, но я привыкла к нему такому, как он есть.

Окружающее ее пространство вновь заворочалось, меняя форму. Она ожидала чего угодно. Что на нее вновь обрушится всепожирающее пламя или вопьются ледяные крючья холода. Что «Барбатос» поднимет ее в наполненные едким воздухом высоты или швырнет вниз. Сейчас, когда у нее в руках был светящийся шар, она знала, что сможет выдержать и это.

Но ничего подобного не произошло. Когда она вновь смогла видеть, оказалось, что она по-прежнему стоит на капитанском мостике «Воблы». Иллюзия была полной – под ногами упруго трещали доски, над головой шелестел шныряющий в такелаже ветер. «Вобла» подобно большому ленивому животному паслась на несильном ветру, подставляя ему левый борт и тихонько поскрипывая от удовольствия. Небо вокруг было пронзительно-ультрамаринового цвета, облака на его фоне казались молочными кляксами. Хорошая погода, машинально подумала она, туч не видно даже на горизонте. Под таким ветром можно распахнуть паруса и делать добрых двенадцать узлов…

- Да, - согласился старик, стоящий рядом с ней, - Одно удовольствие идти под таким ветром. Чувствуешь, как легонько полощет?..

От него пахло дешевым табаком и смолой, как от старого корабля. Он и был стар – глубокие морщины на его лбу напоминали трещины в рассохшихся досках, кожа казалась матовой и смуглой, словно солнце и ветра отполировали ее. Он стоял возле нее у самого борта и тоже задумчиво смотрел куда-то вдаль.

- Ты не мой дед.

- Нет, - согласился он, естественным жестом оправляя бороду, - Просто форма. Вы, люди, иногда уделяете ей много значения.

Форма… На ней самой был серый студенческий костюм, который она не видела уже много лет – обтягивающие серые бриджи, серый сюртук с узким воротником, нелепые фалды… Удивительно, когда-то он казался ей вполне удобным.

- Этот тот самый день, да? – Ринриетта покачала головой, - Мой последний день в Аретьюзе. Можно было обойтись без деталей, я узнала его даже по запаху неба. Я всегда любила запах раннего вечера. Через полчаса начнутся сумерки. А через три часа я впервые возьмусь за штурвал – и уведу корабль далеко-далеко отсюда. Так далеко, что даже в подзорную трубу не смогу увидеть Кин.

Старик степенно кивнул, как и полагается пожилому почтенному небоходу.

- Ты даже боялась взять ее в руки, помнишь? Всю ночь вела корабль на север, молча глотая слезы. Ни разу не оглянулась в сторону Аретьюзы. И даже Дядюшка Крунч не осмеливался с тобой заговорить.

Ринриетта молча положила руки на рукояти штурвала. Иллюзия была передана превосходно, пальцы ощущали каждую морщинку на теплой полированной поверхности древесины. Кто воссоздал этот день – Марево или ее собственное воображение? Должно быть, Марево – она помнила, что в тот день рукояти штурвала показались ей ледяными…