Пирс Энтони - Игры фавна

— Да, ты можешь сводить с ума.

— Это забавная сторона моей натуры. Я принадлежу к тем, кому удаётся сводить мужчин с ума в любом смысле этого выражения. Думаю, могу продемонстрировать и другой. — Её одежда стала медленно таять.

Леспок зажмурился во избежание запретного зрелища — её нижнего белья. Он знал, что она не собиралась играть с ним в нимфу-и-фавна; ей просто хотелось, чтобы он обезумел от страсти. Так обычно демонессы и развлекались: терзая сердца и умы мужчин.

— Так как бы ты поступила на моём месте?

— Я бы вернулась на мост. Очень быстро.

Леспок услышал зловещий грохот. Железяки дрожали, создавая впечатление, что сюда стремительно приближалось нечто гигантское и исполненное силы. Он повернулся к источнику звука, открыл глаза и увидел яркий свет в центре массивной чёрной громадины, несущейся к нему. Фавн со всех копыт припустил обратно к мосту.

По мере приближения неясная тень превратилась в пугающе огромную машину, с шипением пускавшую клубы белого дыма и сверху, и с боков. Локомотив пронзительно засвистел.

Леспок прыгнул на мост. Он откатился в сторону и успел поджать копыта за полсекунды до того, как этот новый, шипя и свистя, промчался мимо, как и предсказывала Зире. Если бы не её предупреждение, фавна бы размазало в лепёшку.

— Спасибо, демонесса, — сказал он. — Ты избавила меня от весьма неприятного опыта.

Она появилась над ним. Юбочка развевалась от оставленного локомотивом порыва ветра, обнажая ноги почти слишком высоко.

— Ну, я не хотела провалить свою часть услуги, оказавшись всего в одном с половиной испытании от цели.

— За этим надо проследить, — согласился он, с трудом отрывая взгляд от её колен и что там было выше, Леспок поднялся. — А теперь что бы ты сделала на моём месте?

— Я бы проникла в вагон до того, как он снова начнёт двигаться.

До фавна дошло, что, как только монстр миновал его, то замер у станции поблизости от моста. Сзади к нему были прикреплены несколько вагонов, и дверь в один из них — открыта прямо перед носом Леспока. Ещё там оказалось много окон: целый ряд поверх его рожек.

Так что он ухватился за поручень и по ступенькам забрался внутрь.

Воздух вновь наполнился свистом, и безумный мотор возобновил движение с ужасающими сопроводительными звуками. Видимо, тащить за собой вереницу вагонов локомотиву было едва по силам.

Ступеньки втянулись, словно намекая на то, что о пути назад можно забыть. Поезд ехал в неизвестном направлении, и фавн вместе с ним.

— Разумеется, я не на твоём месте, — невидимкой прошептала она в его ухо. — У Менции, наверное, получилось бы разобраться с этой ситуацией, но у меня — вряд ли.

— Что ты имеешь в виду?

Но она уже испарилась. Он снова оказался предоставлен самому себе.

Что дальше? Леспок углубился в вагон, шагая между обитыми плюшем сиденьями. На каждом восседала неподвижная человеческая фигура. Они были похожи на статуи, тем более, что никогда не моргали. Это заставляло его нервничать.

Он продвигался по ковровой дорожке, пока не нашёл свободное место. Вагон дрожал по мере того, как локомотив набирал скорость, и равновесие удерживать становилось всё труднее. Пришлось сесть.

Рядом раздался звук. Какая-то молодая женщина сморкалась в свой носовой платочек.

Леспок имел довольно смутное представление о том, как надо разговаривать с человеческими женщинами, потому что его опыт общения с ними был весьма скудным. Его сандаловое дерево росло в той части леса, куда люди забредали редко. Но молча сидеть рядом с кем-то, кто совершенно очевидно нуждался в утешении, было ещё хуже. Других свободных мест он не видел, поэтому решил разобраться с проблемами своей соседки.

— Привет, — сказал он, обращаясь к ней. — Я фавн, и меня зовут Леспок. Я могу чем-то тебе помочь?

Она повернула в его сторону голову и уставилась на него покрасневшими, опухшими от слёз глазами.

— Фу-у-у! — воскликнула она.

— Фу-у-у? — слегка оторопел он.

— Сатир! Как будто у меня и без того неприятностей мало!

— О. Но я не сатир, — твёрдо сказал Леспок. — Я фавн. Мы связаны с ними кровными узами, но менее агрессивны. Мы гоняемся только за нимфами, которые сами жаждут игры в догонялки.

Её взгляд прояснился, а шмыганье носом почти прекратилось.

— Ты не преследуешь невинных девиц?

— Уж точно нет.

— Ну, тогда ладно. Я человек, и меня зовут Точка. Мой талант заключается в том, чтобы создавать крапинки на стене.

— Извини.

— Извини?

— Мне жаль, что ты не обладаешь достойным магическим талантом. Конечно, у меня таланта нет совсем, так как я только частично человек. — Присущие лишь фавнам особенности он вообще за таланты не считал.

— У меня достойный талант.

— Но ты сказала…

— Я покажу тебе, — она сосредоточилась на спинке переднего сиденья.

На нём появилась картинка из крапинок.

Леспок уставился на неё.

— Но это не просто крапинки, а картинка!

— Да, и она состоит из множества крапинок. Точек. Все они разных оттенков и насыщенности. Так что, собранные вместе, они выглядят, как картинки.

Он наклонился над картинкой и увидел, что девушка права. Рисунок состоял из множества крошечных точек, расположенных так близко друг к другу, что в тот момент, когда он моргнул, они снова слились в картинку.

— Но это отличный талант. Я думал, что ты используешь выражение «пятна-на-стенке» в смысле «бесполезный талант».

— Нет, он приличный. Но пользы от него всё равно никакой.

— Почему?

— Потому что я застряла тут, позади сводящего с ума локомотива.

— Сводящего с ума?

— Именно это он с тобой и проделывает. Разве ты не видел других людей в этом вагоне?

— Они похожи на големов.

— Это потому что они поехавшие. Надежды нет; их дух сломлен. Но я только недавно сюда села, поэтому безумна лишь отчасти, и ещё не утратила надежды выбраться. Вот почему я плачу, — её глаза снова затуманились слезами.

— Я не понимаю.

— К тому моменту, когда поймёшь, будет уже слишком поздно. Эффект проявляется постепенно. Тебе становится хуже с каждым кругом вокруг замка. Ты только что сел, и пока ещё в здравом уме. И, полагаю, близость к тебе немного помогает и мне. Но это временно, пока от количества кругов наши крыши не съедут окончательно.

Леспок начал понемногу въезжать.

— Чем дольше мы тут сидим, тем более поехавшими становимся? Из-за локомотива?

— Да. Я уже довольно далеко уехала, пока не вошёл ты. Но это ненадолго.

— Тогда нам следует поскорее сойти с поезда, пока он не добрался до наших мозгов.

— Это невозможно. Почему, ты думаешь, я плакала?

— Не знал, но надеялся помочь. А почему невозможно слезть?

— Потому что больше он не остановится. И не откроются ни окна, ни двери, а даже если их удастся открыть, посмотри, как быстро мы едем.