Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

— Император кушает всё. Но сейчас вполне сойдет мясо, только куски побольше, и пиво, несколько бочонков. Вскоре ты и сам поймешь, что с кормлением нового императора никаких трудностей не возникнет. — Профессор Спасли улыбнулся понимающей улыбочкой человека, которой единственный способен оценить удачную шутку. — Император не слишком-то одобряет нетрадиционные блюда. Их он обычно называет «скользкой чужеземной мерзостью, фаршированной глазами и тому подобным». Нет, император предпочитает простую, здоровую пищу — например, сосиски. Их готовят из различных органов животных, провёрнутых через мясорубку и помещённых в полый отрезок кишечника. А-ха-ха. Но если хотите действительно ублажить его, то подайте на стол большие жареные куски мяса. Я правильно говорю, мой господин?

Коэн тем временем разглядывал разношерстное собрание придворных. Когда целых девяносто лет сражаешься с мужчинами, женщинами, троллями, гномами, великанами и всякими зелёными многоногими тварями (а однажды — с громадным разъярённым раком), то волей-неволей научишься читать по лицам.

— А? — Коэн оторвался от своих наблюдений. — О-о! Угу. Вполне подойдёт. Большие куски. Послушай, господин Сборщик Налогов… что эти люди делают во дворце?

— А что бы вы хотели, чтобы они тут делали?

— Ничего. Имел я их всех.

— Прошу прощения, мой господин? Он их [85], — перевёл Профессор Спасли.

Вид у свежеиспечённого лорда-камергера стал слегка опешивший.

— Вы?… Всех сразу?… Здесь?

— Это фигуральное выражение, юноша. Таким образом император дает понять, что желает чтобы все быстро покинули помещение.

Придворные заторопились прочь. Внятная пиктограмма стоит тысячи слов.

Некоторое время спустя художник Три Надёжные Лягушки поднялся на ноги, вытащил из ноздри кисточку, снял с ветки мольберт и попытался думать о чём-нибудь хорошем.

Сад очень изменился.

Ива погнулась. Пагода была уничтожена вышедшим из-под контроля цумистом, который сожрал крышу. Голуби улетели. Мостик сломался. Его модель, наложница Нефритовый Веер, убежала вся в слезах после того как выбралась из декоративного прудика.

А ещё кто-то украл его соломенную шляпу.

Поправив то, что осталось от его одеяний, Три Надёжные Лягушки постарался взять себя в руки.

Плитка с наброском была, разумеется, раздавлена.

Он вытащил из сумки ещё одну и потянулся за палитрой.

Прямо посредине которой красовался отпечаток гигантской подошвы.

Он едва не расплакался. От картины исходили такие хорошие вибрации. Он чувствовал, знал, что эта его картина войдёт в историю. А краски? Эти люди вообще представляют себе, сколько в наше время стоит киноварь?

Три Надёжные Лягушки вздохнул и покачал головой. Осталась только синяя краска. Ну ничего, он им покажет, что такое настоящий мастер…

Пытаясь не обращать внимания на царящую вокруг разруху, Три Надёжные Лягушки сконцентрировался на событиях недавнего прошлого.

«Итак… — думал он. — Нефритовый Веер по мостику убегает от человека, который размахивает руками и кричит: „Прочь с дороги!“, а следом за ним несутся человек с плетью, три стражника, пятеро стиральщиков и борец цумо, который так разогнался, что не может остановиться».

Придется, конечно, немного упростить, но…

Преследователи — не считая цумиста, чьё телосложение не позволяло совершать столь сложные маневры, завернули за угол.

— Куда он подевался?

Они находились во дворике, с одной стороны которого стоял свинарник, а с другой располагалась помойка.

Прямо посредине дворика лежала остроконечная шляпа.

Один из стражников схватил за руку товарища, который попытался было сделать шаг вперёд.

— Осторожнее, — предостерёг он.

— Это же всего лишь шляпа.

— Ага, а остальное где? Не мог же он просто взять и… исчезнуть… превратиться…

Стражники попятились.

— Ты тоже слыхал?

— Говорят, он взмахнул руками, и в стене от такая дырища появилась!

— Это что! А я слышал, прилетел он к нам на невидимом драконе.

— Но что мы скажем лорду Хону?

— Я не хочу, чтобы от меня осталась горстка праха!

— А я не хочу докладывать лорду Хону, что мы его упустили. Хватит бед и без этого. А я только купил себе новый шлём…

— Ну… мы могли бы взять с собой шляпу. Как вещественное доказательство.

— Верная мысль. Возьми её.

— Я? Почему я? Ты возьми!

— На неё может быть наложено какое-нибудь ужасное заклятие.

— В самом деле? Значит, если я до неё дотронусь, то ничего? Спасибо! Пусть её возьмёт кто-нибудь из этих!

Стиральщики попятились, гункунгская привычка к повиновению испарилась точно утренняя роса. Стражники были не единственными, до кого дошли слухи о Великом Волшебнике.

— Только не мы!

— Получите срочный заказ на стирку носков!

Стражники обернулись. Из свинарника появился какой-то крестьянин. Он тащил мешок, а лицо его было прикрыто широкополой соломенной шляпой.

— Эй, ты!

Человек рухнул на колени и принялся колотить головой о землю.

— Только не убивайте меня!

Стражники переглянулись.

— Мы тебя не убьем, — пообещал один из них, — если ты подойдешь к вон той шляпе и поднимешь её.

— К какой шляпе, о могучий воин?

— Вон к той! И пошевеливайся!

Крестьянин по-крабьи пополз по двору.

— Эта шляпа, о господин?

— Да!

Пальцы крестьянина ощупали плитку двора, наткнулись на потрепанные поля шляпы, и тут… Он издал громкий вопль.

— Твоя жена форменная корова! Мое лицо плавится! Плавится-а-а-а-а-а!

Ринсвинд выждал, пока топот быстро удаляющихся сандалий затихнет, после чего встал, отряхнул шляпу и спрятал в мешок.

Успех операции превзошёл все ожидания. Кроме того, он выяснил ещё одну очень важную вещь об империи: крестьян тут никто не замечает. Наверное, всё дело в одежде. Только самые простые люди одеваются так, а значит, тот, кто так одевается, — простолюдин. Всё очень логично. Тут действует тот же рекламный принцип, что и в случае со шляпой волшебника, только наоборот. Находясь в непосредственной близости от человека в остроконечной шляпе, вы стараетесь не делать никаких резких движений, ведёте себя очень вежливо и осторожно. Зато человека в широкополой соломенной шляпе вы зовёте исключительно «Эй, ты!» и…

Именно в этот самый момент кто-то сзади крикнул: «Эй, ты!» и огрел Ринсвинда палкой по спине.

Затем перед Ринсвиндом возникло рассерженное лицо какого-то слуги. После чего перед Ринсвиндовым носом возник грозящий палец.

— Ты опоздал! Какая нерадивость! Ну-ка, быстро внутрь!

— Но я…

Палка снова опустилась на плечи Ринсвинда. Слуга гневно указал на дверь расположенного в некотором отдалении сарая.

— Дерзость! Позор! Немедленно работать!