Татьяна Гуркало - Первая Школа

-- Что-то еще? -- вежливо спросил незнакомец, видимо уверенный, что и так превысил лимит по добрым делам, когда спустился в карьер и привел в сознание валявшееся там тело.

-- Помогите мне доехать до постоялого двора!

-- Какого еще двора? -- удивился незнакомец.

Видимо то, что Румин искал в карьере какой-то постоялый двор стало для него сюрпризом.

-- "Придорожный лист", -- вспомнил маг название.

-- Это туда. -- Незнакомец указал куда-то влево и продолжил подъем.

-- Подождите! -- возликнул Румин и побежал следом. -- Вы не можете меня здесь бросить.

-- Могу, -- равнодушно отозвался мужчина. -- А вот бросать свои дела, чтобы довести каких-то потерпевших до каких-то постоялых дворов у меня желания нет.

-- Тогда я еду с вами, -- решил Румин, не желая терять из вида наконец-то найденного человека.

Еще Румин почему-то подумал, что этот человек поедет к ближайшей дороге, а уж там можно будет найти нужный перекресток и доехать до постоялого двора. Может, там даже молодежь все еще будет. Если догадаются подождать занедужавшего коллегу.

Впрочем, в последнем мастер Румин сомневался. Молодежь нынче сплошь невежливая и недогадливая.

Преследовал спасителя мастер Румин долго и упорно, а в итоге, к своему неимоверному разочарованию, доехал до какой-то заросшей плющом халупы. Дороги рядом не было. Не считать же дорогой несерьезную тропу, петлявшую туда-сюда, а потом и вовсе пропадавшую где-то в высокой траве.

-- Ну, заходи, раз приехал, -- сказал хозяин халупы, полюбовавшись разочарованным лицом преследователя.

Румин послушно зашел, будучи уверенным, что внутри домика придется ходить на полусогнутых ногах и следить за тем, как бы не удариться головой об потолок. К его разочарованию, оказалось, что домик почти на локоть врос в землю, так что с высотой потолка все было в полном порядке.

Хозяин снял шляпу, оказавшись темноглазым и русоволосым. Вытащил из сумки и разложил на полке набор разнообразных бутылочек. Потом поставил на стол пыльный бочонок, распространявший винный дух, и стал деловито нарезать копченый окорок.

-- Садись уже, -- пригласил мнущегося с ноги на ногу гостя за стол. -- Разносолов у меня все равно нет. И готовить я не умею, даже каша и та все время пригорает и начинает неаппетитно вонять.

Румин послушно сел, и это оказалось самой большой его ошибкой на сегодня.

Вино в бочонке оказалось крепленым. Закуски было немного. А пил хозяин дома так, что наверняка мог бы перепить того знаменитого моряка, который перепив герцогского сына, выиграл у него двухмачтовый корабль на паровом ходу.

После Румин смутно помнил, как жаловался доброму хозяину на молодежь в целом и наглого бывшего ученика в частности. А тот в ответ расспрашивал и пришел к странному выводу, что мастер Румин сам виноват как в отношении студентусов, так и в том, что какие-то безродные сироты запросто забираются за дверь, которую он сам бодал половину своей жизни, пока она перед ним открылась. Потому что скромнее надо быть. Или последовательнее. В первом случае следовало начать со школы попроще, а уже потом окольными путями пробираться в столицу для повышения квалификации. Так бы он в той школе оказался на пять лет раньше, а может, и на шесть. Во втором случае надо было бросить хлебную должность и отправиться путешествовать. Убить парочку умертвий, подружиться в процессе с кем-то из великих мира сего и получить протекцию. В то, что мастер Румин мог представить на суд школьного начальства что-то такое, что сочли бы гениальным, собеседник сомневался. Ведь даже сейчас, когда он со своим бывшим учеником практически в равных условиях, гильдия почему-то дает деньги вовсе не ему.

Румин обиделся и попытался уйти, только ноги почему-то не держали.

Потом как-то так получилось, что мастер Румин рассказал о дополнительной практике и о том, где эта практика будет проходить. Рассказал с возмущением. А непонятливый собутыльник сказал, что это будет очень весело.

Потом они засобирались в путь. Куда именно засобирались, мастер Румин не понял. Он тогда вообще мало что понимал. Собутыльник, именем которого маг так и не поинтересовался, забросил его в седло, как мешок с картошкой. Полюбовавшись получившимся результатом -- косо сидящим и постепенно сползавшим вниз телом -- он тяжело вздохнул, поправил его, а потом стал привязывать к седлу. Напоследок он протянул под брюхом лошади веревку, связав вместе ноги.

-- Не упадешь, -- решил и ловко взобрался на свою клячу.

Потом они куда-то ехали. Румин не знал куда, да и не интересно ему это было. Время от времени маг засыпал. Потом просыпался и осоловело смотрел на цветущие бурьяны, простиравшиеся и слева и справа.

Как его снимали с коня, мастер уже не помнил. То ли окончательно к тому моменту заснул, то ли потерял сознание. А когда пришел в себя, оказалось, что нахальный Роан успел сговориться со спасителем и теперь попивает с ним пиво, наверняка обсуждая его, Руминовы, недостатки.

В общем день для мага закончился головной болью, окончательно испортившимся настроением и уверенностью, что мир ужасно несправедливая штука. И только один человек догадался принести ему воды. Но даже мастера Росно Румин в тот момент искренне и всей душой ненавидел, подозревая, что он подлизывается не просто так, что ему что-то надо. Например, украсть его гениальную разработку. И плевать, что никаких гениальных разработок у него не было.

Мужчина, привезший пьяного Румина, оказался местным травником-отшельником. Он был высокий и худой, любопытный, как большинство магов, а самой запоминавшейся в его внешности чертой были усы, напоминавшие о большом зеркальном карпе, которого Роан как-то выловил в заросшем камышами пруду. При этом глаза у травника были умные и насмешливые, а говор как у какого-то деревенского дедка. Седина с этим говором очень сочеталась, а слова "регистратура", "резонанс", "выборка" и "веерное исследование" как-то не очень.

-- Получается, чем ближе к морю, тем больше сбоев? -- спросила Йяда.

-- Не возьмусь утверждать, -- опять выпал из образа травник Хнэсь, а потом, видимо решив наплевать на этот образ, продолжил говорить без местного колорита. -- Я давно забросил исследования, покоя захотелось, просто посидеть, почитать чужие труды, обычную родовую горячку полечить, а не бороться непонятно с какой болезнью, переплетенной с семейным проклятьем. А здесь как раз жил мой старый друг, которому надоело жить в глуши. Вот мы и поменялись. Местные даже не заметили этого. Им что один немолодой маг в шляпе и с усами, что другой... Ох, опять отвлекся. Так вот, я далеко от домика не отъезжаю и вся моя выборка -- от дальнего леска на северо-востоке до Рыбного озера на западе и Рыжей речки на юге. Такой себе неправильный треугольник. И в этом треугольнике чем ближе к югу, а следовательно, и морю, тем менее ценны редкие травки вроде чернобородки или девичьего стебля. Понимаете, эти травы имеют свойство копить в себе то, что мы называем темной энергией. Не в таких больших количествах, как черная трава, разная пакость в месте их произрастания не появляется. Зато специфические лекарства вроде того, которое помогает девицам из веселых домов не обзаводиться ненужным потомством, или того, что нужно рудокопам, чтобы излечивать рудную гниль в легких, без этих трав не обходятся. Глупые люди считают, что подобные травки следует искать в полнолуние на заброшенных кладбищах, но на самом деле достаточно чтобы места были более менее глухими и нехожеными. Люди своим назойливым присутствием мешают этим травам расти.