Яся Белая - Фея-Крёстная желает замуж

Для таких людей дружба хуже ненависти.

А ещё я не смогу теперь спокойно быть рядом с ним. Оставаться равнодушной.

Что делать, когда тебя любят, а ты — нет?

Всё изменилось, Хмурус. По-прежнему мы уже не сможем…

Ветер играет моим волосами, луна умывает серебром. За его рассказом я и не заметила, как подкралась ночь. И раньше я бы играла и смеялась с нею.

Но теперь… Хмурус будто забрал мою радость и бросил в котёл своего отчаяния. И поделился со мной, как хлебом, кривыми усмешками.

Они горчат.

На балкон выпархивает Мелоди. Весёлая, беспечная, шумная.

Она садится рядом, обнимает за плечи.

— Чего нос повесила, сестрёнка? Взгляни, какая ночь! Айда играть!

Качаю головой.

— Не могу, прости.

— Он что-то сказал тебе? — она хмурит брови. — Что-то плохое? Вы очень долго просидели здесь, душа моя.

— Он сказал мне только правду…

— И что же это за правда? — её личико даже заостряется от любопытства.

— Помнишь, — говорю тихо, — девяносто лет назад я вернулась едва живой?

— Ещё бы! Мама тогда сказала, чтобы мы все принесли тебе понемногу пыльцы. Ты еле шевелила крылышками! — В её глазах дрожат слёзы. Она порывисто сжимает мою ладонь. — Но ты так и не сказала нам тогда, кто это сделал с тобой.

Снова переношусь в те дни, внутри всё холодеет.

— Тогда я старалась забыть, как страшный сон. Выкинуть из головы. И мне удалось. Но сейчас снова…

— Почему снова?

— Потому тогда я насилу унесла ноги из лаборатории… Хмуруса…

Мелоди охает, округляет глаза, прикрывает рот ладошкой.

— Этот? — она кивает в сторону комнаты.

— Да.

— Но почему ты с ним?

— Не по своей воле. Так решил комитет по балансу. Видимо, мне нужно было пережить всё вновь через рассказ Хмуруса и обрести свой баланс. И себя тоже уравновесить.

— Это жестокий урок.

— Он был нужен мне, — ласково хлопаю её по ладошке. — И ты тоже мне нужна. Всё, кто здесь собрался, — а я теперь понимаю, что не зря, — нужны.

Мелоди выпрямляет спинку и становится серьёзной. Она любит важные миссии.

— Идём, — говорю я.

— Да! — восклицает она. — И пусть эта ночь будет долгой и плодотворной. А то задержались мы сильно задержались у нашего поэта.

Мелоди, как всегда, ловит самую суть. На то она и фея стихов. Ведь поэзия — это всегда квинтэссенция, душа самого мира.

При нашем с Мелоди появлении Анатоль вскакивает и суетливо жестикулирует:

— Всё случилось так быстро… Я не показал гостевые комнаты… Они есть.

Прошу его присесть и успокоиться.

Мурчелло лежит на боку, подперев голову лапой, и наблюдает за нами со своей фирменной чеширской улыбкой.

Хмурус крутит в руке бокал и не смотрит ни на кого.

— Вряд ли мы будем спать в эту ночь, Анатоль. У нас серьёзное дело впереди. — И всё-таки нахожу в себе силы обратиться к Хмурусу, хотя и стараюсь не встречаться взглядом: — Я понимаю, что у вас, господин ректор, есть все основания не доверять Книге-Всех-Историй, но… это она собрала нас всех здесь и показала, что надо делать.

Хмурус снисходительно машет рукой:

— Хорошо. Расставляйте фигуры.

И почему-то только сейчас понимаю, как он смертельно устал — постоянная забота о безопасности академии, вникание в сам учебный процесс, козни Чёрной Злобы, нашествие крысоров, а тут ещё и неурядицы в личной жизни — всё это сильно изматывает: под глазами залегли тёмные круги, резкие морщины избороздили лицо, кожа выглядит серо-зелёной и совсем нездоровой.

О, нет, я не испытываю к нему жалости! Таких, как Хмурус, жалость унижает. Скорее сердце переполняет сострадание и желание быть рядом, поддержать.

Мы ведь можем быть друзьями? Правда?

Но я лишь киваю в ответ на его фразу, облизываю пересохшие губы, присаживаюсь на край стола и рассказываю. Всё, что мы придумали тогда с Мелоди и Анатолем.

Мурчелло во время рассказа лениво угукает, Мелоди восторженно ахает, Анатоль что-то записывает и слушает меня с видом студента на лекции, и только Хмурус цинично хмыкает и закрывается, сложив руки на груди.

Когда я заканчиваю свою вдохновлённую речь, Мелоди подбегает ко мне, трясёт за руки и лепечет:

— Восхитительно, чудесно! Какой план!

— Так вы говорите, её зовут Лидия, — робко вставляет Анатоль, — ну, ту девушку, рыженькую, что снится уже какую ночь?

— Хорошо, что мне в этом раскладе ничего не надо делать, — радостно отмечает Мурчелло и переворачивается на живот.

И только Хмурус кривит рот самой язвительной усмешкой, на которую только способен.

— Вы, правда, думаете, дорогая Айсель, что я не предпринял меры, ещё при первом только известие о крысорах? Не поставил проблему на вид комитету? Не забил тревогу? Вы серьёзно думаете, что только вы одна озабочены тем, что надвигается на Сказочную страну?

Говорит он вкрадчиво, медленно, в абсолютной звенящей тишине. И я чувствую, как румянец лютого стыда опаляет мои щёки.

Сейчас ехидство Хмуруса полностью оправдано. Как я могла думать о нём столь плохо? Ведь недаром же его столько лет держат на руководящей должности. И, насколько мне известно, рейтинг в этой роли у него куда выше, чем у других коллег.

Покорно опускаю голову и бормочу извинения.

Хмурус прерывает меня:

— Не извиняйтесь. Если вы так обо мне подумали, значит, я такое мнение заслужил. Но вот ваша забота о Сказочной стране весьма похвальна и заслуживает уважения.

То есть, в ответ на мою глупость, граничащую с грубостью по отношению к нему, он сейчас сделал мне комплимент?

Сердце начинает бешено колотиться, становится тяжело дышать. Волнение, стыд, благодарность — всё смешивается и накатывает одновременно.

Хмурус, должно быть, чувствует моё смятение и предобморочное состояние, поэтому осторожно берёт под локоть и провожает к дивану.

— А мне понравилась идея — написать оду и прочесть её перед правителями разных королевств, — вклинивается в наш с Хмурусом разговор Анатоль.

Хмурус бережно усаживает меня, стаскивает с Мурчелло плед, на что мяв-кун отвечает грозным шипением, и укрывает меня. И лишь потом поворачивается к сочинителю.

— Идея действительно хороша. Тем более, что комитет намерен заминать ситуацию ровно до той поры, пока она не станет критической. А значит, помощи нам ждать неоткуда и рассчитывать можно только на себя. Поэтому мы поступим так…

Хмурус, кажется, берёт на себя бразды правления, и никто не возражает. Поэтому он продолжает уверенно и со знанием дела:

— Вы, Анатоль, напишите свою оду. И постарайтесь, чтобы она была проникновенна и патетична. А потом вы, Мелоди, распространите её. Только фее стихов под силу мгновенно передать информацию в умы людей.

Мелоди картинно и очень привлекательно смущается от похвалы.