Станислав Лем - Звездные дневники Ийона Тихого. Рассказы

Я выразил сочувствие, отец Лацимон пожал плечами.

- Это еще ничего! Бжуты, например, считают воскресение из мертвых такой же будничной вещью, как одевание, и никак не хотят смотреть на него как на чудо. У Дартридов на Эгидии нет ни рук, ни ног, они могли бы креститься только хвостом, но я не могу решиться на это сам, я жду ответа из апостолической столицы, но что же делать, если Ватикан молчит уже второй год? А слышали вы о жестокой судьбе, постигшей бедного отца Орибазия из нашей миссии?

Я ответил отрицательно.

- Тогда послушайте. Уже первооткрыватели Уртамы не могли нахвалиться ее жителями, могучими Мемногами. Существует мнение, что эти разумные создания относятся к самым отзывчивым, ласковым, добрым и альтруистическим во всем космосе. Полагая, что на этом основании они хорошо воспримут семена веры, мы послали к Мемногам отца Орибазия, назначив его епископом язычников. Когда он прибыл на Уртаму, Мемноги приняли его как нельзя лучше, окружили материнской заботой, уважали его, вслушивались в каждое его слово, смотрели ему в глаза, выполняя тотчас же каждое его желание, прямо-таки впивали его поучения - словом, предались ему всей душой. В письмах ко мне он, бедняжка, не мог ими нахвалиться…

Отец доминиканец смахнул рукавом рясы слезу и продолжал:

- В такой приязненной атмосфере отец Орибазий не уставал проповедовать основы веры ни днем, ни ночью. Рассказав Мемногам весь Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания Апостолов, он перешел к житиям святых и особенно много пыла вложил в прославление святых мучеников. Бедный… это всегда было его слабостью…

Преодолев волнение, отец Лацимон продолжал другим тоном:

- Он говорил им о святом Иоанне, заслужившем венец, когда его живьем сварили в масле; о святой Агнесе, давшей ради веры отрубить себе голову; о святом Себастиане, пронзенном сотнями стрел и претерпевшем жестокие мучения, за что в раю его встретили ангельским славословием; о святых девственницах, четвертованных, повешенных, колесованных, сожженных на малом огне. Они принимали все эти муки с восторгом, зная, что заслуживают этим место одесную господа бога. Когда он рассказал Мемногам обо всех этих достойных подражания жизнях, они начали переглядываться, и самый старший из них сказал несмело:

- Преславный наш капеллан, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадает ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество?

- Непременно, сын мой, - ответил отец Орибазий.

- Да? Это очень хорошо, - произнес медленно Мемног. - А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо?

- Это мое пламеннейшее желание, сын мой.

- И святым ты хотел бы стать?

- Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на этот путь, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со всею покорностью сердца…

- Так ты хотел бы стать святым? - снова переспросил Мемног и поощрительно оглянулся на своих товарищей, которые тем временем поднялись с мест.

- Конечно, сын мой.

- Ну, так мы тебе поможем!

- Каким же образом, милые мои овечки? - спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивной горячности своей верной паствы.

В ответ Мемноги осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали:

- Таким, отче, какому ты сам нас научил.

Затем они сперва содрали ему кожу со спины й намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и всунули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Венгерской, после чего посадили его на кол, как святого Гугона, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. После этого отдышались, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря. На этом я их и застал, когда, объезжая все звезды епархии, попал в этот приход. Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом, и, ломая руки, я вскричал:

- Негодные бродяги! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек погубили свои души?

- А как же, - ответили они, всхлипывая, - знаем!

Тот же старый Мемног встал и сказал мне:

- Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обречены гореть и мучиться до скончания веков, и чтобы решиться на свое дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ничего такого, чего добрый христианин не сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы покорились, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайшему нашему отцу Орибазию доставить мученический венец и святость. Не можем тебе сказать, как это нам было трудно, ибо до его прибытия никто из нас и мухи бы не обидел. Не однажды мы просили его, просили на коленях, смилостивиться и смягчить строгость правил веры, но он категорически твердил, что из любви к ближнему нужно делать все без исключения. Тогда мы увидели, что не можем отказать ему. Мы знали при этом, что мы существа ничтожные и вовсе недостойные этого святого мужа и что он заслуживает полного самоотречения с нашей стороны. Мы горячо верим также, что наше дело нам удалось и что отец Орибазий царит теперь в небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, ибо отец Орибазий на наши расспросы все объяснил нам подробно. Я должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он рассказывал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец. Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать тело, дабы тем выше вознеслась душа. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным; мы не знаем, что он означает, ибо не нашли его ни в душеспасительных книгах, которые он нам раздавал, ни в святом писании.

Закончив свой рассказ, отец Лацимон отер крупный пот с чела, и мы долго сидели в молчании, которое он затем прервал словами:

- Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких условиях? Или вот эта история! - Отец Лацимон ударил кулаком по письму на столе. - Отец Ипполит сообщает с Арпетузы, с этой маленькой планеты системы Веги, что ее обитатели совершенно перестали заключать браки, рожать детей, и им грозит полное вымирание!

- Почему? - в недоумении спросил я.