Владимир Михальчук - Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике)

Через неделю стандартный исследовательский комбинезон срастил и вылечил ногу, капитан погибшего судна смог понемногу передвигаться. Он оставил свои знаки и пошел в направлении Затерянного Города Древних.

На всех планетах системы Галлор в то время шла война — армады Империи смачно тюкали республиканские войска, среди которых находился, кстати, молодой еще лейтенант Поркин. Над землей постоянно носились то юдистские боевые единицы, то машины Сопротивления. Не зная, кто ему друг, а кто враг, Джером Липест, увидев пролетавший мимо истребитель, спрятался на дне ямы, оставшейся от вывороченного имперской бомбой булыжника. У солдат обеих воюющих сторон был одинаковый приказа — открывать огонь на поражение любого чужого объекта, который попадал в зону обстрела.

Говорят, что бомба дважды не попадает в одно и то же место, это правда. Но вот упасть за три метра от старой воронки — это запросто, что и случилось. Поднятый взрывной волной валун обратно брякнулся на свое положенное место. Профессор был похоронен заживо, и ему ничего не оставалось делать, как немедленно активировать криогенный пояс. Пояса длительной криогенной заморозки, которыми комплектовали комбинезоны всех ценных исследователей и военных офицеров, стали настоящими находками после своего изобретения. Потерпевшие аварию, после активации такого чуда погружались в глубокий сон, а их тела обволакивались пластичным слоем льда. Любой организм в таком состоянии был способен прожить более ста лет, конечно, если не подсядет батарея.

Помню из розового детства, наш двухсотлетний дед одел такой же поясок, а он был одним из офицеров старой Республики, и пожелал увидеть повзрослевших потомков спустя столетие. У нас в доме даже фотографии его не было — покрытое инеем рослое тело постоянно сидело на каминной полке. Потом, правда, что-то испортилось и нам пришлось похоронить на военном кладбище огромный кусок айсберга, извлечь который удалось только тогда, как завалили одну из стен родительского дома.

После окончания режима криогенного сна, человек спокойно просыпался и, ничуточки не постарев, продолжал заниматься своей работой. Или его доставали спасатели, которые исследовали крушение, либо какое-то бедствие. Если возле спящего тела не размещался маячок, который указывал на место аварии, пояс сам размораживал человека, если на расстоянии километра появлялся любой имперский транспорт.

Так случилось и с горемычным профессором, когда над дорогой пролетели пассажирские боты имперцев — пояс выключился. Бартомо проснулся, заваленный камнем, и начал звать на помощь. Его ждала кошмарная смерть от нехватки воздуха, благо, валуном его не прижало, но пришли мы.

— Спасибо, — по старческим щекам текли слезы радости. — Девочка моя, как же ты выросла!

Если еще, в тысяча первый, раз услышу эту цитату, выброшу Джерома на улицу и перееду «Липестом», надоело!

— Папа, расскажи мне о камнях, — попросила Ирэн.

Профессор с видом нескрываемого подозрения зыркнул в мою сторону. Немой вопрос был ясен — «Ему можно доверять?» Внутри меня кипело, еще чуть-чуть, и крышка будет сорвана. Отец моей любимой оказался далеко не подарком — это я нащупал в мелких детальках его поведения, когда мы ели и слушали его историю. В целом, отсутствие тещи мне уверенно компенсируют… Сторицей!

— Па, я же говорила тебе, что мы собираемся пожениться, — успокоила отца девушка.

— Кто его знает, залетного, — пробормотал Бартомо. Затем он увидел у меня в глазах отражение виселицы, сглотнул и начал говорить.

Кроме того, что нам поведал доктор Кидалко, ничего нового услышать не удалось. Единственным козырем, которым обладал папа Джером, была его способность читать символы Древних и глубокие знания в области быта этой давно исчезнувшей цивилизации. Для того, чтобы исследовать артефакт, необходимо было попасть в смертельно опасный Затерянный Город, который в летописях иногда упоминался как Зеркальный.

Услышав, что мы нашли еще один камень, кроме запрятанного в остатках катера, профессор расцвел.

— О, дайте мне их, покажите!

Ирэн пошарила в кармане, потом в другом. Камешка не было, даже после долгих ночных променадов с инфракрасными визорами и фонарями, он не был найден. Мы все устало возвратились в танк.

— Потеряли, да и ладно, — я попробовал подбодрить окружающих. — Возьмем овальчик из Ородруина.

Перерыв все походные мешки, карманы, постель и отделения танка, мы сели и раздраженно посмотрели друг на друга. Камни исчезли, испарились, пропали, сгинули, как в воду канули. Можно было назвать еще много хороших слов, но результат оставался таким же, как и прежде.

Старик многозначительно переводил взгляд с меня на Ирэн. Он чуть ли пальцем не тыкал, вроде «вот кто вещички-то украл» и «а я же говорил, я предупреждал». Когда девушка отвернулась, я интеллигентно схватил его за ворот и показал кулак, он все понял.

Профессор смотрел из-подо лба, но выразительные ментальные обвинения пропали. Зато, после этого Бартомо предложить катнуть в Затерянный Город, «здесь он, тут, недалеко».

Я молча направил «Липеста» в противоположном направлении. Начался скандал, конечно же.

Горы обвинений, целые энциклопедии бранных слов. Все окончилось тем, что Ирэн на коленях просила моего прощения.

Сидела у меня на коленях, лизала ушко и просила простить за тот бросок-переворот через бедро, который на час вывел штурм-майора Поркина из строя. Когда я очнулся, на мониторах медленно приближалось окончание дороги и зев пещеры в скалах.

Папа Джером, улыбаясь, сообщил мне, что в этом доме и его семье будет так, «как он сказал». От жестокой расправы и потери половины зубов, старика уберегло только то, что я оказался накрепко привязан к перископу орудийной башни. Вот так меня, плененного, везли на смерть. И подлому агрессору помогала моя любимая девушка.

Танк содрогнулся, чихнул моторами и остановился. Реактор умолк, как будто бы мы попали обратно к активированным пирамидам — нас накрыло нейтринное поле. И, спустя секунду, на броню посыпались горящие болты атомных арбалетов. Умершие сенсоры, мигнули, пропадая на экранах, и показали пять расплывчатых фигур.

— Солдаты Империи, — испуганно сказал профессор. — Ой, мне!

Кроме того, что он старый склочник, Джером еще и трус, оказывается. Да их там не больше десятка, я же их сейчас одной левой! Конечно, если в этой самой левой будет сжиматься кислотник.

— Из люка невозможно выбраться, мы как на ладони — сказала развязывающая меня девушка. Это она сделала после долгого страстного поцелуя, который, как ей казалось, должен был усыпить мою бдительность.

— Для штурм-майора Поркина Первого невозможных вещей не имеется. Есть только трудные! — Это я сказал им, немножко попридержав Ирэн за горлышко, стоя одной ногой на голове дорогого потенциального тестя. После этого мы дружно помирились, впрочем, скрытая злость семьи Бартомо не утихла, и пришлось ждать от них очередной подлянки.