Владимир Михальчук - Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике)

— Дальше идут несколько малознакомых мне буквиц, — продолжил профессор. — Одна из них, вроде, любовь, что означает «два в одном». Дальше — символы «ложь», «смерть», «желание» и «исполнения». Можно сказать, дорогие мои, что вас ожидает страшное испытание, которое вы пройдете лишь в том случае, если ваша любовь правдива. В противном случае нас всех ожидает леди Мортис, проще говоря — кырдык.

Я с сомнением посмотрел на хмурую Ирэн, вспомнил ее привязанность к отцу, и пошел в противоположную пещере сторону.

— Котенок, — крикнула она мне в спину, я обернулся. — Не хочешь проверить чувства?

Вздохнув, я первым вошел в сумрак, пугливо растекшийся от моего фонаря. Пещера не радовала интерьером или спецэффектами, вокруг безжизненные каменные стены и мертвые имперские тела. Они, то есть стены, тянулись, наверное, на целые километры, и мы безуспешно бродили между ними в течение часа, а, может, и больше.

— Сегодня просто праздник какой-то! — заговорил коридор, идущий от нас направо.

Я стремительно выхватил меч, Ирэн охнула, а профессор от растерянности плюхнулся на пятую точку.

— То пару сотен лет во рту не кровинки, то сразу толпами валят. — Перед нами появилось маленькое серое существо. Оно потерло на голове место, где когда-то находилось откушенное ухо. — Послушайте дяденьку Стража, приходите по одному, с интервалом в пятьдесят лет, тогда я навсегда забуду о голодной жизни.

Существо поковырялось между тремя рядами мелких клыков длинным когтем на детской ручке и приблизилось ко мне.

— Вижу, твоя любовь искренна! — Страж мгновенно прикоснулся к моему лицу, — ты пройдешь без повреждений, но любят ли тебя? — Я шарахнулся в сторону, когда жуткая ладонь погладила меня по губам.

Он одним скачком преодолел расстояние между мной и девушкой, и всмотрелся в ее испуганные глаза.

— Сначала это чувство было корыстолюбием, но потом, — сказал Страж, — внезапно переросло в страсть и любовь. Завидую тебе, парень, что ты с ней сделал такого?

— Места надо знать, — немного расслабился я. — Зовутся эрогенными зонами!

Существо хихикнуло, и, быстро чмокнув мгновенно завизжавшую Ирэн, подскочило к профессору.

— О, завышенное самомнение поднимает в крови адреналин и сахар, — мурлыкнуло оно. — Влюбленные могут идти, а старым задавакой мы займемся.

Оно потащило его к стенке, бормоча, — если его хорошенько напугать, уровень адреналина повысится, тогда себялюбец станет во многом слаще!

— Эй, — пришлось его окликнуть. — Лично я не против такой тяжелой потери, но ты забыл спросить мою девушку.

Бледная Ирэн, готовая броситься за отцом, отчаянно закрутила головой, мол, не кушайте, пожалуйста, любимого родителя.

— Это теперь моя добыча, и только мне ее гамать! — не согласилось мелкое чудище, оно махнуло лапкой, и перед нами возник далекий мерцающий свет в тоннеле.

Профессор удачно воспользовался паузой, и, метко зубами отхватив Стражу второе неповрежденное ухо, вырвавшись из цепких объятий, бросился в открытый проход.

— Бедные мои ушки, — заголосило существо, хватаясь за окровавленную голову. — Что б вам пусто было, вернее, хреново! — Оно растворилось в стене.

Когда за путниками сошлись камни, Страж пожаловался кому-то из темноты.

— Ухи, конечно, жаль, но жратвы на целых пять столетий, — прорекло страшилище. — Никак, Древние возвращаются! А то, худосочными паломниками, страх, как надоело питаться. Да и адреналина мало, ты их кушаешь, а они тебе — спасибо, потомок великих Хозяев, моя печень еще вкуснее, чем у моего спутника. Интересно, обрадуется та троица, встретившись с двумя группами служителей Последнего? Думаю, да, ведь влюбленный носит на своем пальце частичку Повелителей. Ох, жаль, что в Город мне противопоказано, я бы посмотрел на то, что с ними сделают призрачные обезьяны…

Мы вышли на большую протоптанную площадку, перед нами в своем великолепии раскинулся Город. Вернее, не перед нами, а над, то есть, сверху.

Небо, или это был странный энергетический покров исполинского щита, начинался за нашими спинами, поднимался, мерцал желтоватым светом, издавая слабый мелодичный гул, и поднимался ввысь. На высоте более километра он легко загибался и, соблюдая правильную траекторию титанической параболы, соединялся в слепящем пульсирующем центре со своими собратьями. Каждая из таких волн, что поднимались от покрывавшего весь пол мрамора, имела свой индивидуальный цвет. Они соединялись в огромнейший купол, переливающийся всевозможными оттенками палитры цвета. Неба, если мы не находились в пещерах, видно не было.

Прямо из купола росли, если можно так сказать, многочисленные многоэтажные дома. Серые деловые высотки, разноцветные замки со рвами, оборонными валами и темницами, малопонятные пирамиды и шары, огромные, побольше тех, что мы видели в пустыне. Небольшие виллы и фазенды, извилистые бассейны, в которых плескалась вода, шпили церквушек неведомых богов. Приземистые стены, покрытые колючим дротом — наверное, тюрьмы, прямоугольные и шестиугольные поля-площадки для каких-то спортивных игр и соревнований. Поднимающиеся, как ни странно, вниз, зеленые летательные аппараты, наземный транспорт, флюгеры и множество флагов. Мелкие, заросшие деревьями скверы, сады и парки, пластиковые и каменные лавочки, море скульптур. Кварталы и микрорайоны, нагромождения коттеджей и правильные, усаженные всевозможной растительностью, приусадебные участки. Большие рекламные щиты и огоньки ночных клубов и стриптиз-баров, окруженных стоянками всяческих автомобилей, моноциклов и многоколесных сооружений.

Это все разнообразие смотрело на нас своими безжизненными макушками, крышами и поверхностями. Зрелище было такое, словно бы нас привязали вниз головами за ноги и провезли на высоте птичьего полета над бесконечным мегаполисом.

— Перевернутый город, — заворожено ахнул я.

— Не перевернутый, дубина, — поправил меня Бартомо, а Зеркальный. Книги умные надо читать, глядишь, я бы и дал согласие на вашу свадьбу.

— Папа, — поддержала меня Ирэн, — тебя никто не будет спрашивать, мы сами все решили.

— Молодежь, — простонал ее отец. — Куда мир катится?

— Профессор, — сказал я, надо сказать, довольно весело. — Вы себя нормально чувствуете?

— Да, — ответил папа Джером, — а что?

— Ушко ребеночка разжевывали? — очень невинно поинтересовался я. — Вкусное было?

— Два раза машинально двинул челюстью, да и выплюнул… Что случилось, у меня что-то с лицом? — спросил Бартомо, ощупывая когда-то дряблые, а сейчас довольно румяные щечки. — Оно меня отравило?