Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

Вдобавок, к утру погода слегка развеялась, и в прорехах облачности нет-нет да и показывалось солнце, так что оставалось вспушиться — а поскольку это и так делали постоянно, то можно считать что ничего не оставалось, всё уже было готово. Макузь, используя лебёдку, вытащил деревянную раму с поршневым блоком на ней из сарая, и возился на открытом воздухе — и в пух, и света больше. Правда, они напару с белкой потратили немало времени, разыскивая отлетевшую в грязь гайку. При этом, если возня белкача была чисто слышна от начала и до конца — разобрать, подпилить, притереть, собрать обратно — то Ситрик пришлось шире раскинуть мыслями, чтобы понять, как трясти.

— И что же ты поняла, моя грызунихо? — осведомился Макузь, орудуя напильником по шатуну.

— Ну, для начала пойду поймаю пушей, которые приходят в цокалище от болот, — цокнула она, — И потреплю их за уши на предмет общей обстановки, ну там как с животными и всё такое.

— Хитро, — согласился грызь.

— А ещё, перспективы ради, хотела спросить у Лайсы-пуш, сколько по околотку можно набрать трясов. Ты же не думаешь, что тар сам выйдет из болота и побежит в Щенков?

— Во замахнулась. Ну это тоже в пух, точно.

Поскольку это было в пух, Ситрик так и сделала: зашла в лавку, где пекли свежие пирожки, взяла корзину и пошла разносить их по прочим лавкам, где пирожков не имелось. Заодно держала открытыми уши и если что, применяла активное прослушивание путём зацоков, сухо выражаясь. Как она быстро усекла, «болотные» грызи отличались тем, что тащили рюкзаки сушёных трав — даже если не за тем шли в цокалище, тащили по пути. Приходили они не только по той тропе, на развилке коей стоял камень с указаниями, но и по другим, шедшим сразу от цокалища к началу болот; это тоже было полезно для запоминания и даже для записи, потому как неизвестно, картографировали ли раньше эти тропы.

Макузь справился за полтора дня, опередив собственый план и вызвав годование Дуфыца. Когда, скипятив воду в котле после нескольких килоцоков разогрева, трактор проехался вокруг мехсарая, было признано, что вообще в пух. Грызям было выдано, по вещественному обмену, искомое — два налапника-вонючки и арбалет с комплектом стрел. Как пояснил Дуфыц, налапники содержали волчью шерсть и сделано это было для отпугивания тигров, потому как волки сверху не прыгают, а вот тигры именно внезапно. Для того же, чтобы отвязаться от загонщиков на дерево, использовался компактный походный арбалет с тонкой стальной рессорой, изгиб которой работал как тетива. Орудие выпускало короткие тяжёлые стрелы, более всего подходящие для стрельбы сверху, с ёлки, вниз. К этому комплекту прилагались пять штук петард, вызывавших резкий бабах при взрыве — а если надо, так и расколоть что-нибудь можно, если засунуть плотно.

— Есть песок! — цокнул Макузь, вытаскивая из бревна пробную стрелу.

— Таскать с собой, вот впух, — фыркнула Ситрик, — Но придётся, возле самых болот большие области низкой поросли без ёлок, не залезешь.

— Вот это верно, помешать белке залезть на ёлку может только отсутствие оной, — хихикнул грызь, — А ты оцокивала пушей, как там дальше?

— Оцо. В больших промоинах на болотах водятся голодилы, — сообщила белка, — Животные шага по четыре размером и жующие всё подряд.

— Пуха се… — присвистнул Макузь.

— Они вялые, из прудов не выбираются, — дополнила Ситрик, — В тарных прудах их думается нет. А зимой они вообще в спячке, потому как ящерицы.

— И то орехи.

— Орехи это то, как ты вычинил этот трактор, — заметила серенькая грызуниха.

— Да ничего сложного. Честно цокнуть, йа очень опасался что там что-нибудь ещё отвалится помимо того что йа трогал, а не особо шарящим пойди потом докажи, — белкач вспушился, — Лучше уж каждый со своим трактором лично, тогда косяков не возникает.

— Эть да, — цокнула Ситрик, — К Лайсе йа кстати так и не дошла, потому что её уши были в постоянной трёпке.

— Не к спехам, — мотнул ухом грызь.

Пуши с довольством ощутили, насколько это в пух, когда не к спехам! Пока же они вышли из цокалища и направились обратно по торной тропе к камню, дабы там повернуть в другую сторону, к болотам. Дождь практически прекратил сыпать, так что шлось получше, хвосты высохли, и можно было снять с ушей капюшоны плащей.

— А ещё йа выслушала, — цокала Ситрик на Макузя сзади, — Что возле самих болот очень бедные почвы, мало что растёт. Тамошние грызи в основном только завезённым и кормятся, а вывозят клюкву и травки.

— Ну травки ладно, они сухие, — раскинул Макузь, — А клюквы как много унести?

— Морозят, зимой на санках. Да собственно они и не упираются, чтобы уж особенно много. В основном как йа поняла это трава — сабельник, болотник серый, чумазиха.

— У них чумазиха растёт? Это в пух.

За подобными перецоками грызи двигались всё дальше и дальше, оставляя по обе стороны хвостов перелески различной степени хвойности и проходимости. В иных местах начинались залитые низины, где как нельзя кстати пригождались сапоги, потому как по колено стояла вода. В воздухе несло надвигающейся зимой, хотя температура, какая только ночью схватывала лужи наледью, не пробивала опушение при сурковании. Однако карманные «борометры» — от слова «мерять бор», да — имевшиеся у пушей, показывали прояснение погоды и похолодание. Что собственно и наблюдалось своими ушами. Для грызей это было скорее в пух, потому как замерзала грязь и идти становилось куда как легче.

Через два дня Ситрик и Макузь вышли к посёлку Сушнячиха, прозванному так за наличие сушильных сараев для той самой травки. Кроме того, посёлок стоял на песчаной возвышенности и в отличие от окружающей уже приболоченной местности, натурально оставался сух. Как пух. Само собой, посёлок не представлял из себя сборища построек — они были раскиданы также, как в цокалище, чтобы не мозолить уши; только голые кроны кустов и деревьев позволяли видеть далеко и замечать стены и черепичные крыши. Из труб вились дымки, сообщая о том, что возня движется. Об этом же слышимо сообщал медведь, ходивший по дорожкам посёлка и оравший что-то весьма похожее на «зуда-зуда, бу-бу-бу». Обойдя медведя, грызи продолжили изучение.

— О! — ткнул пальцем Макузь, — Она!

Это была она, «чайная башня», как это называлось: большой поставленный на подставку бак с топкой снизу, предназначенный для заправки кипятком паровозов. Макузь долго чесал бы за ушами, а Ситрик сразу поймала за ухо местную белку и оцокнула, почём перья. Выяснилосиха, что башня для малых зимоходов — «мышей», а больше ничего на паровом ходу тут нету за ненадобностью.

— Мыши значит сюда бегают таки, — цокнул Макузь.

— А то! — мотнула ухом местная, — На себе тащить это дело такое, грызо, что опушнеешь.