Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

— Бу-бур-бур бур-бу-бу-бу-бур, — пробуркал серый грызь, показывая на Макузя с Ситрик.

— Что он цокнул? — удивилась белка.

— По-моему он не цокнул, а буркнул, — заметил Макузь.

Серый и сам вгрыз, что бурканье непонятно, подозвал другого грызя, и тот уже цокнул, правда довольно сбивчиво:

— Кло! Это вы, пуши, на дереве выли?

— Вообще да, — признался Макузь, — А что?

— Ну так это, тут проходило одно грызо, — серый показал на тропу, — Услышало что воют, ну и цокнуло.

Пуши вышли на тропу и попристальнее расслушали серых — они натурально были крупные, и как сейчас из трясины. Тяжёлые куртки из толщенного клоха бронировались деревянными и железными накладками, а в лапах наличествовали топоры с тяжёлыми длинными лезвиями, каким камульфа располовинить вполне нетрудно.

— Были животные? — осведомился серый.

— Ну да, — кивнул Макузь, — Камульфы, штук пятеро.

— Бу-бу-бур? — приподнял хохолок тот, — Камульфы, это кто?

Пришлось на пальцах объяснять, кто. Также Макузь не утаивал, что он и белка-пуш из цокалища, и тар, и всё такое. Серые поведали, что крупные серые грызи называются скворками, и обычно не цокают, а…

— Бу-бу-бу-бурр-бур!

Бурчат, короче. Ситрик припомнила, что слыхала про скворков, но думала что они обитают значительно дальше в северную тайгу. Как выяснилось, целая стая их прикочевала с севера, где почему-то стало голодно, и обосновалась в шишморском околотке. Собственно скворки и дали такое название, потому что думали, что в этом месте Жад-Лапа впадает в море, а нашли шиш, а не море.

— А вы чего так вырядились то, как в песок? — осведомился Макузь, показывая на броньку.

— Так сам цокнул, камульфы! — буркнул скворк, — Они съедают целикоом, бу-бу-бурр!

— Ну так и попуху на них, этож не повод так упираться, — пожал плечами грызь, — Впрочем, это как пуше угодно.

Четверо топористов со своим волком остались ждать групп с телегами, а пушам показали направление и предуцокнули, как найти дальше тропу. Чавкая по размешанной сапогами земле, они продолжили пилку.

— Брр, они как-то так на меня послухивали, — поёжилась Ситрик, — Неуютно. Хорошо ещё фиолетовым покрасилась, а то была бы чисто скворкушка.

— Да что-то припоминаю, — почесал ухо Макузь, — Они вроде как стаями живут, в посёлках. И раньше скотством занимались, но когда разбили Бурское шняжество, одуплились.

— Так у них все орехи на месте в голове, или куда?

— Кто же это цокнет уверенно? — пожал плечами грызь, — Тем более их не одно и даже не три, чтобы так обобщать. По крайней мере, скотства грызи не допустят точно. Это чисто для себя поржать они могут хорохориться со своими топорами, а когда пух в волну собирается, ты знаешь что бывает.

Ситрик знала, потому что сама пела песенку про трясины, которые прут тыщами. Да собственно и кто не знал — любому грызунёнку цокали, что такое было.

— В любом случае, — цокнул Макузь, отодвигая с пути мокрые ветки, — Надо обзавестись чем-нибудь от животных, натурально. А то так каждый раз высиживать — мимо пуха.

— Если не тебя или меня нацепить такую броньку, — хихикнула Ситрик, — Будем как овощи.

— Йа имел вслуху действенное, — поправился грызь, — Знал йа одно грызо в Щенкове, пропушиловец, так он использовал огнестрел, заряженый перцем. Облако в нос, и ОЯгрызу.

— Это если растекаться, — заметила белка, — А сейчас-то нам что делать?

— Это надо послушать! — точнёхонько цокнул Макузь.

Пока же им пришлось выслушать целый караван скворков с тележками, который тащился по тропе в направлении Щенкова. Вероятно на такую работёнку эти грызи были первыми, потому что не страдали от похода в колонне, как все остальные; к тому же впереди и сзади групп прикрывали всё те же «земели», как называли бронетопористов, слышимо из-за земельного цвета курток. Или же, что вполне вероятно, из-за привычки вгонять любое враждебно настроенное животное в землю. Грузно чавкая сапогами и скрипя довольно грубо сколоченными телегами, скворки протопали мимо, бурча себе под нос что-то вроде «зуда-зуда, бу-бу-бу».

Пуши же, протиснувшись через зажимавший тропу ивняк, уткнулись в камень — ну не то чтобы уткнулись, но большой, в пол-роста бульник стоял стоймя посередь леса, привлекая слух. Подойдя, они различили на стёсанной передней грани выбитые буквы:

— Налево пойдёшь — в цокалище попадёшь, направо пойдёшь — в болота не менее попадёшь, прямо пойдёшь — грызанёшься об этот камень.

Цифры справа и слева сообщали о килошагах, и были они примерно одинаковые.

— Даже не знаю, — цокнул Макузь, — Вроде и в цокалище зайти надо, а вроде и хочется уже того.

— А зачем в цоцо? — уточнила Ситрик, садясь на камень.

— Цокнуть местным ответственным ушам, чем мы собираемся заниматься. Это же ихний околоток.

— А, тогда надо, — мотнула ухом серенькая, — И корма добрать, а то эти гуси четырёхлапые сбили нас с точного счёта.

— Давай. А то и что-нибудь от животных найдём.

Макузь и Ситрик поправили на спинах рюкзаки и двинули налево, надеясь что писавший пухню на камне не пошутил или не спутал. Тропа лезла по лесам различного типа, как и раньше, переходила через речки и овраги, ныкалась в низкой поросли, какая бывает на месте гарей. Зверьков было не особо слышно, хотя пуши фиксировали по пути лосей, кабанов и лисиц — но сейчас, в такую сырь, куда меньше чем обычно.

Шишморское цокалище выслушило довольно сумбурно — сборище разномастных построек громоздилось на холме, а в центре была большущая изба аж в четыре этажа — собственно это была и единственная годная изба, остальные сараи и землянки на это не тянули. Дороги, проложенные по цокалищу, были увожены в никакашку, представляя собой сплошное месиво из жирной сдешней глины с щепками от брёвен, которыми в иных местах пытались мостить проезды. Собственно и особой нужды в том, чтобы дороги были проездные, не имелось, а для прохода как обычно лежали брёвна со стёсанным верхом. Макузь и Ситрик наблюдали, как по дороге прополз гусеничный паровик, кроша «покрытие» в труху и поднимая волны грязи — в такую погоду только так тут и шло.

Возле центральной избы сидел некоторый шум вслуху того, что там находился базар — собственно это и было основное назначение цокалища. Пуши тут слышались только с поклажей или с телегами, и они быстро шастали по делам, чтобы не запружать тесные проходы своими хвостами. Огромного лесного борова, невесть зачем впёршегося в центр цокалища, приходилось обходить, потому как сдвинуть нет никакой возможности — животина весила как тот самый паровик. Боров философично взирал на грызей и периодически всхрюкивал так, что дребезжали стёкла. С непривычки Макузь аж шарахнулся, поскользнулся на стёртом бревне и шмякнулся в лужу. Проходивший мимо грызь поднял его за лапу даже раньше, чем Ситрик.