Марамак Квотчер - Второй Беличий Песок [СИ]

— Береги хвост! — цокнул местный.

— Хруродарствую! — кивнул ушами Макузь, — Что-то развезли тут совсем, а?

— Сто пухов! — весело ответил грызь, — В жижу! Да и начхать, скоро холода, всё замёрзнет. А у вас есть зацоки, йа слышу?

— Ну собственно только, — улыбнулась Ситрик, — Где найти ответственные уши по цокалищу.

— Что по цокалищу? А, препесторат! Тогда вон с того края в центризбе, там такой хвост, Лайса, цокните ей. Кстати что собрались цокнуть?

— Слова. А именно что щенковское химучгнездо в наших мордах разведывает запасы тара в болотах.

— Ищь ты… — почесал подбородок грызь, — Ну, сухого песка вам!

Сухой песок никак не мог помешать при имевшихся условиях — пока только дошли шагов двести до дверей центр-избы, пять раз чуть не повторили макузьевый полёт. Там собственно так и было начертано на доске над входом: ЦентрИзба цокалища Шишмор. Сунувшись внутрь, пуши снова прибегнули к оцокиванию встречных, потому как искать что-либо в тёмной огромной избе размером с половину учгнезда — мимо пушнины. По рекомендациям они поднялись по скрипучим деревянным лестницам и протиснулись в помещение, потому как дверь была прижата шкафом до минимальной проходимости — сдешние явно готовились к зиме, уплотняя в тёплую избу всякое барахлище из сеней и навесов. Внутрях, за большущей книгой Учёта, сидела белка и писала гусиным пером, а в углу дремал пожилой грызь как слышимо из скворков, машинально бубнивший под нос всё тоже самое «зуда-зуда, бу-бу-бу».

— Лайса-пуш? — цокнула Ситрик, — Ты основные уши для трёпки?

— Сто пухов, — ответила Лайса, не отрываясь от бумаги, — Почём перья?

— Да в общем не то чтобы перья, — хихикнула белка, — Мы из щенковского химучгнезда, и нам нужен тар, который в болотах в вашем околотке.

Грызунихо аккуратно завершила письмо, сунула перо в чернильницу и подняла уши на пришедших уже с некоторым интересом — ясно, не каждый день тебе цокают, что нужен тар.

— А мне вы зачем об этом цокаете? — осведомилась она.

— Только лишь для прочищения, — заверила Ситрик, — Мы пока на две пуши только так, ослушаться, а зимой собираемся ввалиться то ли пятеро то ли семеро, расслушивать подробнейшим образом.

— Так, посидите-ка на хвостах, — сложила лапки Лайса, — Ну расслушаете, а дальше?

— Дальше в зависимости от. Если тар годный, есть прямой резон начать его добычу. Собственно, потому и предуцокиваем.

— Амм… — Лайса подёрнула ушами, — Ну, «добычу» суть понятие растяжимое, как уши, так что надо будет основательно прочистить, что имеется вслуху. Ещё зацоки?

— Да, — цокнул Макузь, — Соль в том что мы как-то попёрлись, не подумав про зверьков с зубами, и давеча просидели почти два дня на ёлке, спасаясь от камульфов. Йа имею вслуху что? Не найдётся ли тут какой работёнки, чтобы выменять её на огнестрел, ну или что там используют для.

Лайса почесала сразу за двумя ушами, не особо одобрительно покосившись на скворка, продолжавшего бубунить про зуду.

— С паровиками вышариваете? — прямо спросила она.

— Частично, — хихикнула Ситрик, — Всмысле Макузь-пуш да, а йа нет.

— Тогда в мехсарай, звери, — цокнула Лайса, — У них там какие-то затруднения. Что касаемо ваших расслушиваний, пока вы тут на две пуши, много не наворотите, так что карты в лапы.

— Кло! — кивнули пуши, и стали вытискиваться в зажатую шкафом дверь.

— Зуда-зуда, бу-бу-бу, — напутствовал скворк.

До мехсарая было триста шагов грязи, а внутри — не меньше апуха. Макузь весьма удивился, услыхав что в таком отдалённом цокалище имеются «бобры» — паровые трактора на гусеничном ходу. Путём некоторых расцоков пуши обнаружили Дуфыца, который собственно и возился с.

— Да не знаю ваще, грызаный стыд! — фыркал он, — Грызаный!

— Сейчас послушаем, — заверил Макузь.

По результатам расслушивания он цокнул примерно следующее:

— Грызаный стыд. Всего-то сорвали пару гаек.

— Значит это быстро? — уточнила Ситрик.

— Ну как цокнуть, — хитро сощурился грызь, — Если только открутить гайки, то быстро. Но так мы не заработаем на то что хотели.

— И?

— И, предлагаю… ну себе в основном, перебрать двигун, а это думается дня три.

— А мне что, жевать хвост? — хмыкнула белка.

— Зачем хвост, можно уши… кхм. Йа имею вслуху, вполне можешь пока найти место для суркования, да и вообще ослушаться тут, почём перья.

— Ну ладно, тогда в пух.

Макузь крепко взялся за напильник, а Ситрик пошла ослушиваться. Погода и состояние сдешних дорог, как уже было цокнуто, этому не способствовали, но грызуниха уже получила по голове тем, что называется Дурью, когда препоны только увеличивают приложенную к выполнению задачи силу. Сырой ветер был менее приятен, чем свежий и тёплый летний ветерок, но тем не менее не превращался в что-то другое, кроме ветра. Это была одна из наиболее корневых установок в инстинктах белокъ — считать от нуля к бесконечности, а не от минус бесконечности до плюс бесконечности через ноль. Это относилось не к математике, а вообще ко всему. Вслуху этого, собственно, ветер и не мог превратиться в минус ветер.

Что Ситрик совсем не нравилось, так это всё-таки то, как на неё послухивали попадавшиеся скворки — а попадались они всегда не на одну морду, что тоже напрягало. Широкие и при этом какие-то непушные щи этих грызей вызывали беспокойство. Разбитняк на дорогах тут был как нельзя более в пух — услыхав впереди скворков, серая грызуниха ловко перемахивала на другую сторону колеи, и повторить это неуклюжие увальни не могли ни разу. Вообще что-то их тут навалом, заметила она, даже вон у Лайсы одно сидит, зуда-зуда бу-бу-бу…

По крайней мере, в цокалище, даже в таком маленьком, было немудрено найти сурящик и корм за некоторую плату, причём белка как обычно зацокнула, нельзя ли прямым обменом, тоесть сделать что-нибудь. Единицы Добра конечно штука хорошая, но при имеющихся расстояниях и дорогах нередко бывает, что их просто деть некуда. Вслуху этих соображений Ситрик пошла перетрясать мох во всех сурящиках длинной и узкой постоялой избы, пользуясь вилами и вороша его, аки сено для коз. Короче цокнуть, времяпровождение оказалось достаточно хрурным, чтобы затемно отвалиться в тот самый ящик и отсурковаться.

Подрёмывая прибочно с пушной тёплой тушкой согрызуна, обе наличные пуши ощущали, что эта самая Хрурность окончательно сливается под уши и ставится на выдержку, как тыблочный сок или рябиновая настойка. Последняя, кстати цокнуть, почти всегда водилась в постоялых избах и помогала всурячить сразу, а не ворочаться пол-ночи, чем и пользовались. Макузь и Ситрик в это время не перецокивались, а радовались чувству единого овоща — после того, как основательно почувствуешь себя овощем, ещё большую радость доставляет активность.