Елена Ахметова - Паргелий [СИ]

Принц задумчиво кивнул, и я смутилась окончательно.

— Папа рвет и мечет? — поинтересовался ищейка, продемонстрировав мне кулак.

Я продемонстрировала другой жест, ничуть не менее выразительный, и тоже с любопытством развернулась к принцу.

— Нет, — приуныл Третий, — Его Величество, боюсь, слишком хорошо нас знает. Просто посоветовал еще раз подумать и отправил леди Джиллиан корзину с цветами и запиской с аналогичным содержанием. Она приняла, но поговорить мы не успели.

— Ладно, подумаем, — зловеще согласился ищейка. — Не стой, раздевайся.

— Что? — заметно напрягся Его Высочество.

— До пояса будет достаточно, — поспешно встряла я, готовая сквозь землю провалиться, и быстро отвернулась.

— Что еще от меня потребуется? — настороженно поинтересовался он. Судя по звенящей тишине, слушаться раньше, чем все выяснит, Его Высочество не собирался.

Я заставила себя встряхнуться. Прожилки или крапинки, титул там или нет, — это всего лишь еще один пациент, которому нужна помощь Храма. И я что-то здорово сомневаюсь, что Тилла улучила момент, чтобы еще и рассказать ему о ритуале.

— Один из основополагающих догматов Храма Равновесия — вера в то, что у каждого человека есть стержень, вокруг которого он строит свою личность, будто башню из кирпичиков — призм восприятия. Разумеется, в процесс вмешиваются окружающие люди, обстановка, события, случающиеся в течение жизни, и многие другие факторы. Вплоть до произведшей сильное впечатление книги, — я взмахнула конспектом, как щитом. — И порой обстоятельства могут расшатывать этот стержень, выводя его из Равновесия и грозя сломать, будто мощный ветер — слишком высокую башню.

— И Вы способны вернуть ее в устойчивое положение?

— Нет, — я обреченно покачала головой. — Я могу подобрать для вас точку Равновесия. Еще одну призму восприятия, необходимую для конкретной ситуации, этакий опорный кирпич, который можно подложить в основание вашей «башни», чтобы она не… м-м… не упала. Но я не дарую вам покой и умиротворение. На это способны только вы сами.

— Сестра Тилла тоже пыталась подобрать для меня точку Равновесия? — уточнил принц. — Должен признать, у нее весьма специфическая методика, хоть и не лишенная некоторого очарования.

Я усмехнулась.

— Вы — ее первая неудача, Ваше Высочество. Думаю, она была потрясена не меньше вас.

— Как именно вы выбираете точку Равновесия? — не успокоился он.

«Да наугад!» — едва не брякнула я, но сдержалась. Явно не те слова, которые хочет услышать выбитый из колеи прихожанин. Правду, по совести, вообще мало кто любит, а потому ее приходится регулярно приукрашать.

— Я выдвигаю предположение, вокруг чего строится конкретная личность, и на его основе подбираю «кирпичик», — округло сформулировала я. — Тилла, как правило, действует по более общей методике, упирая на то, что эгоцентризм в той или иной степени свойственен всем людям, и если добавить прихожанину немного здоровой самоуверенности, то ему станет лучше. — На сем я предпочла замолчать. Некоторые моменты, касающиеся ритуала Внутреннего Равновесия, не разглашались даже непосредственным участникам.

Иначе на это точно никто бы не решился.

— Понятно, — сухо сказал Его Высочество и потянулся к шнуровке ворота.

Но все-таки покраснел, и я предпочла снова отвернуться — хоть и не без некоторой внутренней борьбы.

— Равновесие встало на вашу сторону, — завела я привычную волынку, — но я лишь смертная, и мои действия…

— Короче, Третий, — доверительно сообщил Рино, — тебе будет очень, очень больно. — Его Высочество издал трудно опознаваемый, но не шибко протестующий звук, и ищейка снова прицепился ко мне. — Мира, скажи честно: у вас где-то под платьем заныкан диктофон, автоматически включающийся перед началом ритуала?

Я насупилась, но сообщать про стандартный набор фраз все же не стала. За распространение таких сведений Верховная точно живьем съест, не воспользовавшись вилкой и салфеткой.

— Есть определенная последовательность действий, которой я должен следовать? — закончив провокационно шуршать мундиром, спросил Третий.

— Подойдите к пентаграмме, — скомандовала я, оборачиваясь, и сглотнула.

Кажется, на жизненном пути Его Высочества встречались исключительно тяжелые папки с государственно значимой документацией, неописуемо громоздкие пишущие принадлежности и мундиры из чистого металла. Иных объяснений увиденному я не находила.

Чтоб ему в жерло нырнуть!

— Левую руку — на иероглиф «Земля», правую — на «Храм», — велела я, отводя взгляд. — Рино, придерживай. Будет… неприятно, но закрепить нечем, а руки не должны сдвигаться с иероглифов.

Эльданна покорно наклонился над пентаграммой и раскорячился, как велено, а ищейка встал сбоку, надежно держа его за запястья. Я примерилась, обреченно вздохнула — ну чего мне стоило заняться этим в Храме? Там-то есть специальные алтари, над которыми не приходится так сильно нагибаться! — и просунула руку между туловищем принца и пентаграммой, уперев ладонь ему в солнечное сплетение. Нащупала много всякого интересного, поскольку в нужную точку попала не сразу, но возмутиться Его Высочество если и собирался, то не успел, подавившись вздохом.

Я как раз опустила вторую руку в выемку для пожертвования и обнаружила вместо нормального внутреннего стержня шаткую конструкцию из сплошных «я должен». Из Третьего, пожалуй, мог бы получиться очень хороший — и очень несчастный король.

Воспитатели твердили ему, что самое важное для королевского наследника — это быть достойным своего звания, уметь принимать решения и нести ответственность за них, каким бы тяжелым ни был выбор. Учителя часто повторяли, что благо большинства — превыше всего, важнее его желаний, чести и его самого. Отец говорил, что хороший правитель никогда не остается в долгу, иначе за ним просто не пойдут. Лучше отблагодарить трижды, чем разочаровать тех, кто в тебя верит.

Ей, смешной и беззаботной хелльской шалопайке, было плевать на учителей и воспитателей. Она говорила, что тот, кто пытается всегда выбирать меньшее зло, сам не замечает, как становится злом большим, и считала, что честность порой гораздо важнее липовых благодарностей. Леди Адриана не верила вообще ни в одну составляющую стержня своего бывшего супруга и, наверное, не смогла бы мало-мальски сносно править где-то, кроме своей безбашенной Хеллы, но потрясенного до глубины души принца это волновало мало.

Там, над солнечным сплетением, вместо нормальной точки Равновесия пылал в облаке неуправляемой магической силы образ темноволосой женщины. Не слишком красивой, откровенно маленького роста, крепко сбитой, вечно взъерошенной, с шальным огоньком в глазах, — хелльку типичнее этой просто невозможно было предоставить, но сквозь призмы восприятия Третьего принца она казалась… волшебной. Сильной. Единственной.