Елена Ахметова - Паргелий [СИ]

Скрыть мой свистящий акцент не представлялось возможным, так что я сразу честно призналась, откуда родом — а потом еще дня три старательно воспроизводила перед Линой и девочками из бухгалтерии более-менее известные сплетни про храмовых жриц и характерное для прихожан отношение к ним, этакая помесь благоговения со страхом и желанием подгадить исподтишка. Потом объявление про «больного сына» сняли за давностью, и вопрос о поисках посланницы Равновесия закрылся сам собой.

Школьные занятия проводились строго в первую половину дня. Лина говорила, что это необходимо для поддержания в тонусе магических каналов. За ночь одаренные дети переполнялись сырой силой, которая распирала все сосуды. Первые два-три урока были призваны опустошить резервы и не допустить разрывов, а дальше энергии предоставлялось свободно копиться, заново растягивая каналы и вынуждая их скорее расти. Если бы я явилась на порог школы на каких-нибудь полчаса позже, то взрывов уже и не застала: маленьких магов засадили бы за самые обычные уроки, не представляющие угрозы окружающим.

Такой подход был для меня внове. На Ирейе одаренных чуть ли не с пеленок учили держать себя в узде в любой ситуации, при любом отклонении от спокойного поведения заковывая в блокираторы. Опустошить резервы маленьких магов и дальше спокойно заниматься с ними, как с нормальными детьми, — звучало очень заманчиво.

В конце первой недели работы я поймала себя на крамольной мысли, что было бы неплохо вернуться на Ирейю и передать методику для строящейся школы.

Останавливало меня только воспоминание о последнем разговоре с королем. Даже вздумай я сейчас вернуться с повинной, подписать заверенный Верховной брачный контракт и жить тихой мышкой замужем за Рино — Его Величество все равно предпочтет избавиться от ненадежной и невыгодной невестки, сколько бы полезных идей я ни принесла. Побега он мне не простит.

Возвращение означало смерть. Но с каждым днем я узнавала все больше нового, что могло бы пригодиться первой ирейской школе магии, осваивала методики и заклинания, и…

И, в общем-то, отлично понимала, что найдутся наемные специалисты и без меня. В конце концов, первых учителей наверняка станут искать на Хелле — больше универсалов нет нигде — а значит, со всеми тонкостями они будут знакомы и так. Но я все равно упорно училась, все свободное время просиживая либо в библиотеке, либо прямо в классе с детьми.

Иначе тоска по Храму становилась невыносимой.

Я почти свыклась. Лина оказалась фантастически терпеливым учителем, способным заразить своей любовью к магии даже столетнего павеллийца. Ее так забавляло мое стремление наверстать упущенное, что она выделила два вечера в неделю, когда занималась со мной индивидуально. Я была благодарна — достаточно, чтобы заметить, что Лина чем-то не на шутку обеспокоена, но еще не готова делиться с кем-либо своими проблемами. Мою попытку разговорить ее учительница свела к обсуждению сенсоров и немало удивилась, узнав, что у меня их нет.

Оказывается, на Хелле все бродили с имплантатами для обмена мыслями. Здесь камарилла было больше, а его экспорт запрещен, поэтому стоил он гораздо дешевле, чем на Ирейе — как и все изделия из него.

Дома сенсоры, в общем-то, были мне без надобности: все люди, с которыми я общалась, жили со мной в одном Храме, да и ответные имплантаты имелись только у Верховной. Но теперь мне не давала покоя мысль, что, вживив себе сенсоры, я смогу поговорить хотя бы с ней, — и я, посоветовавшись с Линой, взяла пару отгулов и отправилась в ближайшую клинику.

А по возвращении в школу застала почти весь женский педагогический состав в состоянии мечтательной прострации. Учительницы, лаборантки, методистки и даже невозмутимые медсестры вздыхали на извечную тему настоящих мужчин и с невыразимой тоской по сильному и надежному плечу поглядывали на свежее объявление на доске — про печального вдовца и его несчастного сына, которому стало хуже.

Держу пари, даже если бы «вдовец» был лыс и пузат, при виде такой заботы о бедном мальчике мои новые коллеги разрыдались бы от умиления и бросились искать ему жрицу. Но Рино, судя по томным вздохам, зашел лично, и истерия была сродни реакции придворных дам на Третьего.

Меня допросили с пристрастием, подозревая в сокрытии знакомых посланниц Равновесия. Потом пытались уговорить вернуться на Ирейю и привезти жрицу с собой. Потом — быстренько выучиться ритуалам Равновесия самой и помочь, наконец, бедняжкам.

Я изобразила традиционный суеверный ужас и выдала на-гора пару сплетен помистичнее, сопроводив советом не связываться, но никого не убедила — разве что все отстали лично от меня, мысленно зачислив в ряды бессердечных мужененавистниц. Я не спорила, потому как чувствовала, что и впрямь готова встать под их стяг.

Ладно еще Его Величество не верит в мою способность держать язык за зубами — доверчивые короли вообще мало живут. Но Рино-то чего прицепился?

Я честно обдумывала так и эдак. На обладателя нездорового мужского самолюбия ищейка не похож, на желающего остепениться, построить дом и вырастить десяток детишек — тоже. Вот на человека, перегруженного совестью и гражданским долгом, — вполне.

Выходит, там, на Ирейе, в королевской семье очередной раздрай. Произошло что-то, о чем я не в курсе, — а Рино, скорее всего, снова пытается меня прикрыть. Но видит Равновесие, от такого прикрытия лучше держаться подальше!

А то еще скучать по нему начнешь…

Словом, я честно старалась вести новую жизнь. У меня вполне получалось — целых полтора месяца кряду, до конца учебного года, пока не пришло время контрольных замеров роста силы у учеников. Рик — тот самый мальчишка, который поспособствовал моему знакомству с Линой и Вианой, пусть даже путем запускания в меня входной двери, — провалил их с треском, показав общее уменьшение характеристик.

Его главный канал силы давно зажил после давешнего разрыва — но оставшийся рубец не позволял ему правильно расти. Исправлять что-либо было уже поздно. Со старыми шрамами не работали даже узкоспециализированные иринейские медсестры.

Я сидела молча, старательно регистрируя все показатели в классном журнале, и медленно осознавала, что здесь, на Хелле, где успех равен магической силе, этот взбалмошный, шумный, безмерно одаренный когда-то мальчишка только что лишился блестящего будущего. А если я попытаюсь убрать вулканов рубец на пентаграмме, то не только лишусь будущего сама, но еще и, возможно, крупно подставлю школу, которая хоть и не по своей воле, но все-таки занималась укрывательством.

Выбор был очевиден.

— Мира, ты — круглая дура, — проникновенно сказала я зеркалу.