Андрей Чародейкин - Иной край неба. Дилогия [СИ]

— Он только что уже всё сделал, что мог, — уверял я.

Кот демонстративно воротил и задирал нос.

Уже темнело, когда я подошёл к дому мамы. Ещё раз сверился по планшетнику: да, это те самые координаты GPS, которые сообщила мне сестрёнка. Я посмотрел на дом. Это был добротный особняк. Был добротный, но когда-то давно. А сейчас обветшал, но всё ещё держался молодцом. Большие деревянные ворота, покрашенные зелёной краской — то же уже давно покрашенные — теперь краска заметно выцвела на солнце и местами облупилась. А ворота покосились. Совсем немножко, но всё же заметно на глаз. А ещё перед домом было много цветов. Дом будто бы вырос из цветов. Резные наличники, ставни. Крыша покрыта освинцованным железом — говорю же: добротный был раньше дом. И ещё простоит долго. Окна только покрасить, да и со стенами бы что-то сделать: сайдингом бы обшить. Да ворота поправить. Я ещё раз сверился с планшетным компьютером: координаты по-прежнему те самые.

— Мя-ау?! — потребовал кот. Тут и переводчика не нужно, что бы понять, чего он.

— Да иду я, иду! — отозвался я.

Дверь была не заперта. Я постучал и вошёл. Пахло борщом. Вообще-то много чем пахло: старыми книгами, свежей стиркой, масляными красками, чуть-чуть — дымком из печи. Но борщом пахло больше всего.

Мама стояла напротив, и смотрела на меня. Из-за занавески на проходе в другую комнату выглядывала сестрёнка Дашка. Я опустил сумку на пол, и стоял, прижав к груди кота.

— Отец в курсе? — спросила, наконец, мама.

— Нет, — ответил я, сглотнув. Что-то в горле пересохло.

— Позвони сейчас же! Он же волнуется!

— Он считает, что я на спортивные сборы уехал. На базу олимпийского резерва. А я туда и еду, просто небольшой крюк заложил. Так что никто не волнуется, и никто тут не соврал. Ну, по крайней мере — пока.

Наконец, в лице мамы что-то дрогнуло, она быстро моргнула, закусила губу, а я шагнул осторожно вперёд, и она распахнула руки. А я вот нисколько не стесняюсь, что обнимался с мамой! Да! Я, погори мои контакты алхимическим огнём, уже слишком большой, что бы стесняться!

— А это что такое? — строго спросила мама, коснувшись пальцами пластыря на моей скуле. — Мотокросс твой, да?

— Нет, что ты! — улыбнулся я, страшно довольный тем, что она, оказывается, знает о мотокроссе. — Это я просто в школе подрался.

— А, ну тогда другое дело, да? — покачала она головой. Такой до боли знакомый жест. У меня даже в носу защипало.

— Мы разошлись во взглядах на карате, но Конфуций нас помирил, — отмахнулся я.

— Как это мило со стороны Конфуция! — улыбнулась мама. — Есть хочешь?

— Ещё как!

Мы сели за стол и съели по тарелке борща. А потом пили индийский чай с бубликами и малиновым вареньем. И разговаривали обо всём: и о важных вещах и о полных пустяках. Я рассказывал о школе. И про своё выступление на уроке литературы рассказал, и о том, что благодаря этому выступлению меня в редакцию стенгазеты взяли. Ну как взяли: они меня долго уговаривали, упрашивали, и я решил, что так уж тому и быть: поддержу талантливых юных журналисток в меру сил своего скромного таланта. И о выходе нашей стенгазеты рассказал. Потом я рассказал, как спасал кота, и как потом нас с котом спасла девочка с собачкой.

А мама рассказала, что давно внимательно за моими успехами в спорте следит. Только глаза закрывает всякий раз, когда я на мотоцикле в очередной вираж вхожу. А я рассказал, что подумываю бросить спорт — пересказал то, что мне двойник объяснил. Про «аукцион», и что переплачивать не желаю. Ещё добавил, что мне собственноручно пожаренные «драники» из картошки нравятся больше, чем лапша из итальянского ресторана.

Я очень хотел расспросить маму, как она живёт и чем занимается, но стеснялся. Наконец, решился, и спросил:

— Мам, а чем ты здесь занимаешься?

— А тем же, чем и в городе занималась, — ухмыльнулась мама, и махнула рукой: — витаю в облаках!

— Ты мечтала модельером работать… — осторожно поинтересовался я.

— Нет, что ты. Я мечтала красивые вещи придумывать и рисовать! Модельер — это немного другое. Да я, собственно, именно этим сейчас и занимаюсь: выдумываю и рисую красивые вещи. Я художник, фрилансер.

— Фрилансеры — это такие ненормальные затворники, психически двинутые на работе, — пояснила сестрёнка. — Рабочего дня у фрилансера нет, так что она работает и день и ночь!

— Видишь, сынок, как она о матери?! — засмеялась мама. — С тобой, дочка, не мудрено психически двинуться!

Мать с дочкой обменялись такими взглядами, что сразу видно: эти двое просто подкалывают друг друга. Какая-то семейная шутка, понятная только этим двоим.

— Мам, а почему же тогда я тебя в интернете найти не смог? — не понял я.

— А я не под своей фамилией, а под псевдонимом там работаю. Что бы твой папа меня не нашёл. Эта страница жизни уже перевёрнута. Наш с твоим папой поезд ушёл в закат. В ту речку уже не зайти второй раз.

— У тебя есть кто-то? — рискнул я.

— У меня есть дочка, — улыбнулась мама. — Мне хватает.

— У неё есть друг, но в интернете, — объявила Дашка. Мама только рассмеялась:

— Тому другу только в интернете виртуальных девушек и заводить! — и отмахнулась, но пояснила: — Конкурент фрилансер. У нас с ним дружба-вражда насмерть. Подрезает у меня заказ, и осыпает комплементами, извращенец. Я в долгу не остаюсь: на форумах делаю комплементы его работам. Это тонкая игра: похвала должна быть правдивой, но подчёркнутое ею достоинство в конкретном контексте должно быть не к месту, и в глазах заказчика должно играть в минус. Пару раз этот «друг» терял из-за меня заказ, всякий раз благодарил за науку. А потом снова у меня заказы подрезает. Серьёзно не навредит — у меня в основном постоянные клиенты, которые, как я надеюсь, понимают, насколько сильно им со мной повезло, и ценят…

— Короче, у вас роман! — заявила сестрёнка, и засмеялась.

— Фу! Он в реальности лысый и старый! — возмутилась мама. — И у него уже вторая жена! С такой помощницей и сводницей, как ты, дочка, я обречена встретить старость в одиночестве!

— Ты не спрашиваешь, как дела у отца? — спросил я маму.

— Наверное, это потому, что она и так в курсе его дел, — Дашка кинула на меня взгляд долгий и многозначительный.

Ну, мы ещё долго болтали о всяком — до ночи. Чего я тут буду всё пересказывать? Вам не интересно будет, да и к делу не относится.

Сестрёнка сначала-то держалась настороженно, сидела нахохлившись, как сердитый воробей, плотно поджав губы. Но по ходу разговора, с каждой новой чашкой чая Дашка смягчалась. Наконец, мы с ней нормально поговорили, обсудили новинки аниме, и пришли к выводу, что в новом сезоне смотреть совершенно нечего — сплошь убогие горемники, состряпанные из штампов. И я подарил сестрёнке анимешные фигурки, а она была очень подаркам рада.