Владимир Федоров - Polo или ЗЕЛЕНЫЕ ОКОВЫ

Однажды Брусов зашел в гости к Отцу в общежитие. Вид у него был очень возбужденный, и даже тараканы падали со стен, когда Мангуст проходил мимо.

— Родной, — поздоровался в дверях Большой Синяк, — у тебя есть чего-нибудь?

— Только спирт, водки нет. — Сказал Отец и развел руки, чтобы у друга не оставалось сомнений в количестве запасов.

— Валяй, — сказал он. — Можешь его не разбавлять.

— Сколько наливать? — Спросил Отец, наливая в стакан чистый медицинский спирт.

— Сколько для друга не пожалеешь. — Утвердил Отца Мангуст.

Отец вылил все, что у него было. Двести пятьдесят граммов наполнили граненый стакан, а именно такие стаканы были в студенческой столовой, а позже и у Отца. Брусов выпил содержимое, обхватил богатырскими руками голову Отца, сделал глубокий вдох носом, потом поморщился и тыльной стороной ладони стер с губ остатки жидкости.

— Мир тебя не забудет, Отче. — Поблагодарил Мангуст. — Все, теперь я пошел.

— Куда такого тебя расписного понесло, ложись спать, — кивнул Отец на пустующую койку.

— Нет, я с мужиками сегодня собрался пиво пить. — Кинул он через плечо и ушел.

Болел он так же, как и пил. В день великого похмелья, лицо друга походило на рябую стиральную доску, что больно было не только смотреть на него, но и слушать вздохи, которыми Мангуст щедро осыпал окружающих. Он был восстановлен в группу Отца. Случилось это на втором курсе, когда в группу маменькиных сынков вошел огромный толстый верзила и сообщил, что отныне в группе закончились спокойные дни. Так и случилось, только со знаком наоборот. Брусов оказался, вопреки первому сложившемуся о нем мнению, душой группы. Он был добр и щедр, обходителен и внимателен, опуская из внимания свое сходство с троллем. Он был чрезвычайно силен, и однажды Малышу, которого Отец встретил некогда в баре, сломал руку, когда те соревновались в армрестлинге.

— Отец, ты чего в таком виде, — спросил Мангуст, осматривая жалкое рубище, которое Отец привез с другого конца галактики.

— Закрывай дверь скорее. — Сказал Отец и кинулся помогать другу затворить дверь. — Здорово, хомяк.

Отец крепко обнял друга. Дрожь колотила его, словно он сидел на перфораторе. Тусклый желтый свет уютно скрывал тенета под потолком да кучи мусора в углах коридора. С кухни раздавалась приглушенная музыка и восхитительный запах ужина. Из кухни выглянула хитрая рожица Левы, вслед за ней, воровато, появилась Куличина. Они узнали Отца и спрятались на кухне.

— А ты чего с пистолетом то? — Спросил Отец. Он знал, что Мангуст собирается приобрести газовый пистолет, но что он собирается приобрести гранатомет, этого от него не ожидал.

— Клопы замучили, видимо из общаги принес. — Махнул пистолетом в сторону спальни Мангуст. — Пришлось все матрацы, простыни на попа поставить. Я две обоймы в них высадил, а потом три дня у Столбикова ночевал, пока запах не выветрился.

— Ну и как, помогло? — Спросил Отец.

— Пока не знаю. Я только неделю здесь живу, после помора. — Пожал плечами богатырь.

— Ты что, всю неделю в институт не ходил? — Спросил Отец.

— А ты что, видел меня? — Спросил он.

Отец уже позабыл, что было в это время, только год назад по абсолютному внутреннему времени. Пришлось неопределенно кивнуть и потрясти ладонью.

— Тебе чертей дали что ли? Ты чего в одних штанах, да голый? Я сейчас их мельче мака в порошок сотру. — Сказал Брусов и сделал движение открыть дверь.

— Нет, это я с Гуриком на спор, что город босиком в одной пижаме пройду. Слушай, Макс, я у тебя пару тройку деньков поживу? Добро?

— Ну а чего же не добро. У меня, сам видишь гости. На одного меня двух баб много, поможешь?

— Мангуст. Не подумай дурного, мне бы просто поесть, да согреться. Не до девчонок. — Вяло махнул рукой Отец.

С кухни доносился обворожительный аромат жареного мяса. У Отца свело живот от долгого воздержания и гастрономического духа, витавшего в квартире.

— Ну, пошли тогда. — Сказал Брусов и прошел в кухню.

— Здорово, бабоньки. — Поздоровался Отец.

— Здоровее видали. — Поздоровалась Куличина. Лева стыдливо опустила глаза.

Маленькая кухня была освещена одиноким абажуром, подвешенным к самому потолку, а в помещение разливался сумрачный и таинственный желтый свет. Жесткие тени падали на лица девчонок, которые, словно мыши, тихонько сидели за столом. Убранство было лихим. Дорогой кухонный гарнитур был всюду залит кровью мертвых помидоров, жирными пятнами и усердно усыпан хлебными крошками. В раковине лежали грязные тарелки и кастрюли, словно выпавшие из сказки о Федорином горе. Посуда была облеплена засохшим кетчупом и разносолами. Кое-как вымытые стаканы, которыми в этом доме пользовались чаще всего, стояли здесь же, в раковине с грязными тарелками. Кухонный стол был на скорую руку отерт мокрой вехотью, однако на блестящей поверхности все равно остались жирные разводы и старые капли соусов. На столе стояла пластиковая ведерная канистра пива. В фужерах, заботливо вымытых девчонками, пенилась бурая жидкость, и веселый блеск в глазах указывал на то, что они уже распробовали вкус этого божественного напитка. Чуть поодаль стоял кухонный шкаф, в котором Брусов хранил залежавшуюся в раковине посуду. Антресоли были заставлены до самого потолка засаленными кастрюлями, черными сковородами, пачками спагетти и русской лапши, которую стоит только залить кипятком, и была уже готова отличная закуска. Там же валялись, свернутые в рулон, старые газеты, чаще спортивной тематики. На плите булькало мелко нарезанное мясо, от вида которого Отец потерял всякое самообладание. Он схватил ложку, которая лежала здесь же, и принялся поедать ароматные маленькие еще сырые кусочки свиной плоти.

— Отец, стой раз-два. — Скомандовал Мангуст. — Это же закуска.

— Макс, я есть хочу, как конь валяться. Не томи, не то твоих баб слопаю. Кто первый? — Сверкнул глазами на девчонок Отец, показывая, что он выбирает, кого бы из них проглотить.

— Отец, подожди, сейчас пожарится, вот тогда и все вместе съедим. — Взмолилась Куличина.

Куличина была высокой девицей с пышными формами и приглядной наружностью, однако обладала весьма сомнительной репутацией. Со слов интеллигентного Кактуса, то есть Алекса, она была очень щедра к своим поклонникам. Другими словами, девчонка обошла всех, даже сколько-нибудь значимых самцов. Участь сия не миновала Мангуста, который был глух к общественному мнению и к здравому рассудку. Другой противоположностью была Лева, которую Отец знал как порядочную девушку, не замеченную в порочащих ее связях. Была она так же высока и привлекательна, только от распущенной красоты Куличины, ее отличал кроткий взгляд и манеры, которые не давали повода сомневаться, что девушка непорочна.