Терри Пратчетт - Наука Плоского Мира

«А, я понял. Это похоже на сказку», — сообщил Чудакулли, — «Вроде лягушек, которые превращаются в принцев. Вот смотрите… здесь есть что-то, похожее на наши студни, потом рыбы, потом… тритоны, потом какие-то драконоподобные существа, а дальше, ха, это мышь, за ней человекообразная обезьяна и, наконец, человек. Такое постоянно случается в глухих деревнях — там ведьмы иногда отличаются особой мстительностью, знаете ли».

«Кстати омнианцы верят во что-то подобное», — заметил Главный Философ, — «Они говорят, что Ом начинал с создания простых существ типа змей и постепенно дошел до человека».

«Будто жизнь похожа на лепку из глины?» — удивился Чудакулли, который не отличался терпимостью, когда речь заходила о религии, — «Начинаешь с простого, а потом переходишь к слонам и птицам, которые все время норовят упасть, если их поставить на землю? Джентльмены, мы ведь встречали Бога Эволюции…, помните? В природе эволюция всего-навсего улучшает существующие виды. Она не способна что-либо изменить ».

Он ткнул пальцем в следующую страницу ярко раскрашенной книги.

«Джентльмены, это просто одна из волшебных книг, посвященная, скорее всего, Гипотезе Морфической Упругости [81] …которая в течение многих лет занимала умы волшебников. Предмет обсуждения состоял в следующем: довольно просто превратить кого-нибудь в лягушку, несложно превратить и, например, в белую мышь. Удивление вызывал тот факт, что, несмотря на общее сходство в форме и размерах, превращение человека в орангутана требовало огромных затрат энергии — такое произошло однажды только благодаря взрыву в условиях мощного ограничивающего поля Библиотеки. Еще сложнее, намного сложнее, было обратить человека в дерево — в то же время превращение тыквы в кресло было настолько простым, что даже чокнутая старуха с волшебной палочкой смогла бы его осилить. Существует ли среди этих фактов какая-нибудь закономерность? . Взгляните вот сюда». На картинке была изображена довольно крупная ящерица, за которой следовала большая красная стрелка, указывающая на птицу. «Ящерицы не превращаются в птиц. Если бы это было так, то почему мы до сих пор видим ящериц? Ничто не может выбирать свою собственную форму. Так ведь, Казначей?»

Казначей довольно кивнул. Он уже изучил половину выкладок ГЕКСа о теоретической физике Вселенной внутри Проекта и прекрасно понял прочитанное. Особенно он был рад ограничению скорости света. Это всецело соответствовало логике.

Он взял карандаш и сделал пометку на полях: «Если считать Вселенную непарамедианным многообразием отрицательной кривизны — что более-менее очевидно — то ее топологию можно вывести из результатов наблюдений одной и той же галактики с разных точек». Немного подумав, он добавил: «Придется немного попутешествовать».

Конечно же, он был математиком от природы, а одно из желаний таких людей состоит в том, чтобы как можно быстрее избавиться от непосредственных расчетов и ускользнуть в страну солнечных гор, где никто особо не кричит и все можно объяснить с помощью букв иностранного алфавита. Но здесь все было еще лучше. Для человека, который видел множество вещей, невидимых другим, трудноперевариваемая идея о существовании десятков измерений, свернутых так, что их нельзя увидеть, была подобна мороженому с джемом.

Согласно текущей гипотезе, большая часть заклинаний Превращения разрушало структуру морфического поля жертвы до самого элементарного уровня, после чего «отбрасывало» ее обратно. Лягушка устроена довольно просто, поэтому большой «отскок» не требуется. В случае же приматов, которые во многих аспектах похожи на людей, отскок окажется намного больше. Превратить человека в дерево невозможно, потому что нет пути, ведущего от одной формы к другой, зато тыква может стать деревянным креслом, потому что в пространстве овощей находится к нему достаточно близко.

Волшебники пришли к соглашению, что эта гипотеза все объясняет и, следовательно, соответствует истине.

Если бы Уильям из Оккама был волшебником Незримого Университета, он бы отрастил себе бороду.

Волшебники встречали Бога Эволюции в книге «Последний континент». И поступал он так, как подобает божеству:

«Просто шедевр. — Из слона показался Чудакулли. — И колеса отличные. А детали ты красишь до или после?» [82] Цитата из перевода книги «Последний континент» С. Увбарх и А. Жикаренцева — прим. пер.

Бог Эволюции создает живых существ по кусочкам — как мясник, только наоборот. Ему нравятся черви и змеи, потому что сделать их легко — раскатать так же, как ребенок лепит модели из глины. Однако может ли какой-нибудь вид измениться после того, как Бог Эволюции закончил работать над ним? В Плоском Мире это так, поскольку Бог постоянно вносит в них поспешные исправления,… но как же это происходит без божественного вмешательства?

В любой культуре, уделяющей место домашним животным, будь это охотничьи собаки или свиньи, употребляемые в пищу, известно, что при каждой смене поколений живые существа могут постепенно претерпевать изменения в форме. Вмешательство человека, или «неестественный отбор» позволяет вывести как длинных и худых собак, которые могут пролезть в норы, так и больших жирных свиней, которые дают больше бекона в расчете на одну ногу [83] Количество бекона в расчете на одну ногу в среднем немного больше, чем четвертая часть количества бекона в расчете на одну голову. . Знали об этом и наши волшебники, и люди викторианской эпохи. Тем не менее, до девятнадцатого века никому не приходило в голову, что весьма схожий процесс позволяет объяснить поразительно многообразие жизни на Земле — от бактерий до бактрианов и от апельсинов до орангутанов.

Они не смогли оценить эту возможность по двум причинам. Когда вы разводите собак, вы в итоге получаете новую разновидность собаки — не банан и не рыбу. К тому же разведение животных было чистой воды магией: если вы хотите получить длинную худую породу и, взяв для начала коротких и толстых собак, знаете, в чем состоит фокус (или, если так можно сказать, можете наложить подходящее «заклинание»), то вы на самом деле получите длинных и худых собак. Однако бананы, какими бы длинными и «худыми» они не были, в качестве отправной точки вам не подойдут. Организмы не обладали способностью изменять вид в целом, они лишь меняли форму в пределах своего собственного вида, поскольку этого хотели люди.

В 1850 году два человека независимо друг от друга задались вопросом, может ли природа сама увлекаться подобными играми, только в большем масштабе времени, с грандиозным размахом и без какой-либо осмысленной цели (в этом состоял недостаток более ранних рассуждений в том же направлении). Они рассмотрели возможность самодвижущейся магии: «естественного» отбора в противоположность отбора, контролируемого человеком. Это были Альфред Уоллес и — гораздо более известный в наше время — Чарльз Дарвин. Дарвин провел несколько лет, путешествуя по миру. С 1831 по 1836 годы он служил корабельным натуралистом на корабле HMS Beagle [84] «Корабль Его Величества» Бигль — прим. пер. , где в его обязанности входило исследование растений и животных, а также ведение записей своих наблюдений. В письме от 1877 года он вспоминает, что во время плавания на Бигле верил в «постоянство видов», однако по возвращении домой в 1836 году начал задумываться о более глубоком значении увиденного и пришел к выводу, что «множество фактов указывают на общность происхождения видов». Говоря это, он имел в виду, что виды, различные в наше время, вероятно, произошли от предков, которые когда-то принадлежали к одному виду. Виды должны обладать способностью к изменениям. Сама по себе эта идея не была чем-то новым, однако Дарвин предложил действующий механизм, объясняющий такие изменения — в этом и состояла новизна его подхода.