Олег Готко - Земляки по разуму

Тигр, шокированный не столько вторжением в клетку, сколько внезапностью происшедшего, решил дать чужаку последний бой. Почти грациозно он поднялся на лапы и принялся отчаянно стегать себя хвостом по ребристым бокам. В воздухе закружились первые клочья шерсти.

— Сержант, оцепить территорию! — отдал весьма своевременный приказ капитан. В его глазах загорелся азарт римских цезарей, наблюдавших в цирках за первыми христианами.

— Есть! — ответил безотказный слуга МВД и Отчизны и… оцепил территорию.

Несмотря на то, что терять ему было практически нечего, тигр продолжал упражняться с хвостом, изредка встряхивая головой и недружелюбно скаля полусъеденные клыки. Петр Дормидонтович, сам того не замечая, тоже встряхивал головой и изредка щелкал вставной челюстью. При этом во встряхиваемой части тела шарахалась рикошетом от стенок черепа всего одна мысль. Нет, он не думал, что в ближайшем будущем ему грозит канонизация. Как настоящий президент банка Петр Дормидонтович клялся себе, что если когда-нибудь проклятый сержант станет акционером его предприятия, то дивиденды будут ему выплачиваться самые мизерные, а при первом же подходящем случае он сделает из него должника…

Так они с тигром и стояли.

Отец Агафоний, всеми вчера забытый, не помнил, как ему удалось добраться до отчего дома, но там с помощью Отца, Сына и Святаго Духа, на сей раз явившегося в образе пузырька нашатырного спирта в заботливых руках матушки, к утру окончательно пришел в себя. Свершив сей героический переход, достойный не то святого Ганнибала, не то просто Суворова, он произвел утреннюю молитву, омовение членов и завтрак, облачился в парадно-выходную рясу и направил стопы своя к злополучному банку, дабы предать его анафеме.

К этому времени дело уже шло к обеду.

У входа его встретил злой, как черт, начальник военизированной охраны. Выпученными, белесыми от сдерживаемого бешенства глазами он молча наблюдал за приближением православного пастыря.

— Покайся ибо зело грешен! — воздев вверх правую руку, приветствовал его поп.

Вуйко, чувствуя себя автоклавом закипающей праведной ярости, продолжал сверлить того взглядом. В воздухе витало эхо апоплексического удара.

— Раб божий покайся, ибо тяжкие испытания в виде твари заморской сиречь цветочки, аще зреют-созревают ягодки! Раскайся, гонитель! Ибо гореть душе нечестивой в геенне огненной!..

— Что ты мелешь, Горелов?

— …аки кур в ощипе! — продолжал гнуть свое отец Агафоний. — Да отсохнет десница моя, благословившая столь непотребное и богопротивное заведение и главу его — нечестивого президента, и слуг его, и прихлебателей его!!!

— Замели президента! — перебил Вуйко, выпуская пар. Его начали забавлять лихо закрученные проклятия попа.

— Куда? В геенну?!

— Почти, — веско произнес Анатолий Михайлович и добавил, наклонясь. — Капитан из уголовки раскрутил все дело за двадцать две секунды, что твою программу «Время»! Голова у кента, я тебе отвечаю!

— Какое дело? Какую программу? — сбился с церковно-приходского сленга на русский язык пастырь.

— Так ты ничего не знаешь?

— Знать не знаю, ведать не ведаю, — поклялся отец Агафоний.

— Ну-у, — жизнерадостно протянул Вуйко и выложил все последние новости вплоть до своих предположений о дальнейшей судьбе президента и рассуждений о его предательстве.

Как и начальник охраны, отец Агафоний был до глубины души потрясен коварностью замысла. Его чело подобно канаве прорезала морщина и он начал прощаться.

— Куда ты, Горелов? — Анатолию Михайловичу не хотелось терять благодарного слушателя.

— В зверинец.

— Зачем?

— Прокляну мерзавца!

— Нужное дело, — со светлой печалью в голосе согласился Вуйко.

Они распрощались.

Из пасти тигра на пол клетки упал клок белой пены. В ответ на такой явный вызов Петр Дормидонтович смачно сплюнул и сделал попытку угрожающе пошевелить копчиком. Он уже не думал о нелепых обвинениях, ему предъявленных. Сейчас перед тигром стоял не президент, но троглодит на пороге родной пещеры, проклинающий эволюцию за то, что та оставила ему вместо пятой конечности предков ничтожный атавизм.

Хищник выпустил когти и присел на задние лапы.

«Неужели прыгнет? Ей-богу прыгнет!» — сообразил Петр Дормидонтович несмотря на то, что был абсолютно не знаком с повадками диких животных.

«Неужели он еще способен на прыжок?» — лениво удивился директор зверинца, знакомый с повадками диких животных.

«Неужели они незнакомы?» — разочарованно подумал капитан периферийной извилиной, так как те немногочисленные основные, что еще сохранились под фуражкой, жаждали лишь крови и зрелищ.

Что было в голове у дворника Герасима осталось нейрохирургической загадкой, так как в тот момент, когда мускулы тигриных лап в последний раз готовы были распрямиться стальной пружиной, он открыл рот и рявкнул:

— Муму!!!

Полосатого зверя подбросило вверх и капитан потом клялся коллегам, что тот провисел в воздухе не меньше минуты. На сержанта повеяло затхлым воздухом и он брезгливо сморщился, отодвигаясь от дворника со словами:

— Дышал бы ты, Гера, почаще…

Герасим в ответ презрительно прищурился, репетируя в своих глазах эффект: «Буря матом небо кроет», и втянул воздух.

Пока тигр левитировал, Петр Дормидонтович, который никогда себя дураком не считал, быстро вернулся из пещер в реальность и попятился к выходу из клетки. Он был всего в полуметре от желанной цели, когда вдруг услыхал за спиной зловещее лязганье железа о железо.

Обернувшись, президент не поверил глазам.

— Покайся, ничтожный! — завопил любимую душеспасительную фразу отец Агафоний.

Ему легко удалось проникнуть сквозь символическое оцепление. По раздутым ноздрям и общему фанатическому выражению лица нетрудно было понять, что конец испытаниям банкира еще не пришел.

— Капитан, убери психа! — в свою очередь завопил господин Криворучко, отнюдь не желая следовать совету доброго человека.

— Покайся, мерзкий грешник!!! — ревел жутким басом, настаивая на своем, священнослужитель и бил массивным крестом по пальцам, которыми Петр Дормидонтович вцепился в прутья.

— Капитан! Ой!!! Капитан! Ой, мать твою!!!

— Сержант, убрать попа! — сказал Пивеня скучным голосом, убедившись, что многообещавшая версия напоминает мыльный пузырь, высосанный из пальца, и ее ждет та же судьба, что и всех пузырей на свете.

— А как же быть со свободой совести? — неожиданно заартачился подчиненный.

— Вопросы?! Ты что, охренел?!!

Сержант достал из-под форменной рубашки золотой нательный крестик, поднес к губам и отвернулся от капитана.

— Фамилия?!! — завизжал следователь-неудачник, заглушая вопли президента.