Марина Ефиминюк - Приключения ведьмы

Ехали мы молча, сначала это доставляло удовольствие: за последнее восемь часов все так наорались, что говорить совсем не хотелось. Через два часа это стало меня утомлять. А еще через час, передумав обо всем, о чем было можно, мне опять захотелось или ругнуться, или хотя бы поскандалить с Ванечкой, но тот тихо посапывал верхом на лошади, около его глаза налился совершенно отвратительный фиолетовый синяк.

Виль пребывал в глубокой задумчивости, сосредоточенно глядея на раскисшую дорогу и изредка что-то бормоча. Я заметила, как на его смуглом лице ходят желваки.

–Виль, – позвала я, – что-то случилось?

Перевертыш отрицательно покачал головой и не ответил.

–Да, ладно тебе, братуха, – вступил в разговор гном, – видим же, что нервничаешь!

–Это упырь! – резко бросил Виль. – Я обязан его найти!

–Чего? – уставилась я на него, плохо понимая, о чем он здесь, собственно, толкует.

–Мор в деревне начался не случайно! Где-то по окрестностям бродит упырь. Они всегда так, сначала сжирают скот, а потом звереют и нападают на людей. Но если коровы погибают от его укусов, то люди-то становятся такими же, как и он.

–И что? – не унималась я.

–Я должен его обезвредить! – заявил Виль.

–Что-что?! – изумилась я. – О чем ты? Ты никого не должен искать, ты должен проводить нас с Ануком в Фатию, а с этим вурдалаком, прости, упырем пусть разбирается Совет!

–Я Совет! – вдруг заорал вурдалак. От неожиданности я моргнула и непонимающе уставилась на него. – Это моя работа вылавливать таких тварей, – уже спокойно пояснил Виль. – Люди ведь дураки, – я покраснела от злости, – не принимай на свой счет, Ася, – быстро оговорился он, – они не понимают, чем цивилизованный перевертыш отличается от дикого упыря.

–По-моему ничем, кроме магической печати, сдерживающей звериные порывы, – заметила я.

–Много ты знаешь! Мы вурдалаки – оборотни, перевертыши, а они ошибка природы! – фыркнул Виль. – На нас из-за этой нежити в любой момент начнут гонения, а нам и крыть будет нечем, вот тебе и цивилизованная раса. Я хочу его найти и уничтожить!

–Герой! – буркнула я. – Я тоже, к примеру, хочу обратно в Стольный град, но ведь никто не спрашивает о моих желаниях!

Во мне клокотала ярость, если Виль действительно оставит нас в самом начале пути, то я не ручаюсь, что мы доберемся до Солнечной Данийи. Из нас четверых он единственный воин. Мне колдовать страшно, Ване, мучающегося с постоянного похмелья, тем более, гном только языком трепать горазд; кто же нас защитит в случае нападения? Правильно, никто.

–Знаешь, – вдруг задумчиво произнес гном, – тебе все же стоит найти этого упыря.

–Да, что ты говоришь! – злобно рыкнула я. – Давайте, вообще, все разбредемся по Словении, наплевать, что Анука ждут, а на нас надеются!

Я перевела дыхание и уже хотела продолжить свою отповедь, как Виль резко развернул коня и направился обратно в деревню, до нас донеслось:

–Через сутки я вас догоню!

Я беззвучно открывала рот, потрясенная происходящим.

–Он в своем уме! – заголосила я, обращаясь к гному. – Да, Совет нас на кусочки искромсает, если с Ануком что-нибудь случится! Я требую, чтобы он вернулся обратно! Требую!

–Догони и скажи ему об этом, – спокойно предложил гном, прикуривая папироску и затягиваясь вонючим дымом.

Шел мелкий холодный дождик, перемешанный с мокрым снегом. Порывы ветра кидали пригоршни капель и снежинок в лицо; я подняла ворот душегрейки и покрепче прижала к себе замерзшего мальчика.

Впереди замаячила тонкая прослойка голого леса, худенькие березки сиротливо жались по обочине, разграничивая дорогу и черные поля. В какой-то момент, я подумала, будто время побежало вспять, и я оказалась в конце ноября. В пути мы были только второй день, а тепло, идущее от Солнечной Данийи давало о себе знать. Петушков продрых в седле целый день, не замечая ни дождика, ни ветра.

– А где Виль? – первое, что спросил Ваня, когда проснулся.

– Нет больше Виля, – буркнула я, вымещая плохое настроение на Петушкова, – был и кончился весь.

– Его что, шъели? – перепугался он.

– Нет, переманили.

Ваня ничего не понял и поскреб затылок, я не выдержала:

– Вань, а ты знаешь, что дураки всегда затылок чешут, а умные лоб.

– Да? – ответил тот, почесывая уже шею. – Не шнал.

Гном расхохотался:

– Ох, и язва же ты, милая!

Впереди освещенными окнами замаячил постоялый двор, и мы прибавили ходу. Подъездная дорога, да и сам двор были растоптаны лошадиными копытами, грязная жижа доходила до щиколоток. Темные от воды, давно не крашенные стены двухэтажной гостиницы наводили на мысль, что она была построена еще до Тысячной битвы. На первом этаже разбитое окно заткнуто подушкой, из другого, приоткрытого, шел тяжелый запах тухлой рыбы.

Мы вошли в плохо освещенный холл, запах стал практически удушающим. Сюда из трапезной доносились приглушенные звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, завязанном пояском на плотном животике, читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом, видимо, компания из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса, и избитого мужчины не вселяла доверия. Мы подошли к стойке.

– Откуда Вы такие? Деньги у вас есть? – пошел он в атаку.

– Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.

– А чей это ребенок? – опять насторожился хозяин.

– Мой, – я покосилась на Анука, увлеченно сосущего палец.

– Ее, – подтвердил Пан, увидев недоверчивый взгляд хозяина.

– А отец где?

– Вон, – я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всем моем желании гнома за отца не выдать.

– Чой-то не похож.

– Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что еще нужно? Если родословную, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?

Мужик крякнул.

– Да мне то что. Это все наш священник бормочет, что женщина с ребенком и без мужа греховна, и что гномы рассадники всех болезней. Вот и спрашиваю, так для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг спросил он, уже принимая деньги, настолько неожиданно, что я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:

– А Вы?

– Я единому Богу поклоняюсь!

– Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему родненькому молимся и днем, и ночью. Поклоны бьем, образа целуем.

– А я своему молюсь после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, – вдруг насторожился мужик, подозрительно посматривая на нас.