Юлий Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

— Вот-вот! Подобрение! Спасибо за термин, молодой человек.

— Получи доказательство! — рявкнул пролетарий и так влепил ему в ухо, что тот едва не свалился с ног. Но удержался, резко принял боксерскую стойку и стал подскакивать, как какой-то неадекватный Тайсон. Пролетарий удивился, опустил руки и тут же получил в глаз. И они стали мутузить друг друга так, что только перья в стороны полетели. Народ, окружив дерущихся, азартно болел. Видно, здорово уже по агрессии люди соскучились.

— Прямо как мы с тобой, — заметил Стас. — Такие же придурки.

— Ну а как по-другому проверишь? — заступился я.

В самый разгар потасовки у меня из кармана запел голосок Леокадии: «Кис-кис, брысь, кис-кис, мяу…» Только вчера этот ринггон себе закачал.

— Алле?! — крикнул я в трубку, прикрыв ее рукой, уж очень народ шумел.

— Костик, — услышат я мамин голос. — Вы проснулись?

— Да, конечно, — говоря, я немножко отошел в сторону. — А чего это вы нас не разбудили?

— Ну… — смутилась мама. — Жалко было… Чем занимаетесь?

— Да так, ничем. Отдыхаем.

— А, ну молодцы. Отдыхайте. Я к обеду домой вернусь, что-нибудь вкусненькое приготовлю. Хухры-мухры [1] Хорошо? (возм., др.-египт.) ?

Та-ак… Совсем с ней плохо. Она с нами по-древнеегипетски пять лет не разговаривала.

— Хухер-мухер, ардажер [2] Хорошо, мама (возм., др.-египт.) , — ответил я таким голосом, каким беседуют с тяжелобольными, и отключился.

А когда сунул мобильник в карман и вернулся, то оказалось, что все кардинально изменилось. Пролетарий и интеллигент стояли, смущенно потупившись, а люди в окружавшей их толпе ласково улыбались друг другу.

— Вот теперь верю, теперь мы — нормальные, это уж точно, — сказал пролетарий.

— Как славно! — воскликнул интеллигент. — Как все-таки славно, что мы смогли избавиться от разъедавшей наши души вражды! А ведь еще минуту назад мы готовы были нанести друг другу самые тяжкие телесные повреждения!

— Вот что, дружище, — смущенно сказал пролетарий, — пойдем-ка со мной. Тут неподалеку есть кафе-мороженое. С детства в таких не бывал, а теперь вот захотелось. Угощаю всех.

Очередь встретила это предложение овациями.

— Почему бы и нет? Пойдемте! — воскликнул интеллигент. — Не вижу оснований отвергать приглашение такого прекрасного человека. Не пить же, действительно, вредное для здоровья пиво. То ли дело — пломбир со взбитыми сливками.

Взявшись за руки, они двинулись прочь, а за ними потянулись и остальные. Мы же со Стасом стояли совершенно убитые.

— Почему?! — наконец заорал Стас. — Что с ними случилось?!

— Я-то откуда знаю? — откликнулся я мрачно и сел на скамейку.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Стас, садясь рядом. — Я думаю, у этой болезни длинный инкубационный период. Как у свинки, например. Может, мы с тобой уже тоже заразились, но подобреем позже.

— И что, у них у всех одновременно инкубационный период закончился?

— Да, ерунда какая-то получается, — согласился Стас. — Значит, все-таки что-то происходит именно в момент подобрения… Какое-то воздействие. Облучение, что ли…

— Если облучение, — сказал я, — то возникают два вопроса: что это за облучение и почему оно не берет нас.

— Облучение… Обучение… — повторял Стас, слегка покачиваясь. — Мобильник дает какое-то облучение, но если бы дело было в нем, все бы уже сто лет назад подобрели…

— Постой! — воскликнул я. — А ведь когда они подобрели, я как раз с мамой по телефону разговаривал!

— Что-то в этом есть… Что-то есть… — пробормотал Стас.

И вдруг меня осенило.

— Песенка! — заорал я и даже вскочил на ноги.

— Какая еще песенка? — снизу вверх уставился на меня Стас.

— Про «кис-кис»! Песенка Леокадии! Она же везде! Она и на английском есть! И в «Терминаторе» этом уродском на титрах как раз она шла, непонятно с какой стати!

— Точно, — прошептал Стас. — Точно. Костя, ты — гений.

Мы замолчали и двинулись в сторону дома. Не знаю уж, о чем думал Стас, а я думал о том, что моя догадка выглядит очень убедительно. Эта песенка уже несколько дней крутится по всем радиостанциям на двух языках, и клип — по всем каналам.

Я даже расстроился. Песни у Леокадии, конечно, тупые — самые что ни на есть попсовые, но голос приятный, и на мордочку она миленькая… На вид — лет шестнадцать, только это обман, конечно. Как-то мы со Стасом об этом разговорились, и я ему сказал:

— Стас, она — старуха, я тебе точно говорю! Это все вранье и спецэффекты.

— С чего ты взял? — насупился он. Ему-то она нравится еще больше.

— Да уж слишком профессионально танцует. Какая там Бритни Спирс, там Волочкова отдыхает. А что она на компьютере «подчищена», так этого никто даже не скрывает. Вспомни, как у нее цвет глаз все время меняется!

Но Стас мне в тот раз, по-моему, не поверил.

Мы вошли в наш двор и снова уселись на скамейку. Выходит, в эту песенку заложена какая-то программа, типа двадцать пятого кадра? Тогда ясно, почему алкаши так долго держались: радио не слушают, телевизор не смотрят, а если смотрят, то только футбол и уголовную хронику… Додумать я не успел, потому что Стас тихонько ткнул меня в бок:

— Есть возможность проверить.

Когда я увидел, кто к нам приближается, то сразу понял, что он задумал. Шла соседская бабка, которую мы в детстве прозвали Горгоной. Уже тогда даже самые отчаянные пацаны боялись ее дразнить, потому что она и палкой могла огреть, и кирпичом запустить. Сколько себя помню, ни разу не слышал, чтобы она говорила спокойно, без ругани.

Немного волнуясь, я достал из кармана телефон, нашел опцию «звуки», там — «вызов» и нажал на «ввод».

запел звонкий, почти детский голосок Леокадии, и я выставил трубу перед собой.

Горгона остановилась как вкопанная.

Горгона повернулась к нам. «Будет нам сейчас сюрприз, — подумал я мрачно, — будет и кис-кис, будет и мяу…» Но старуха молчала. На короткий миг в ее глазах мелькнул настоящий ужас. Потом они вдруг остекленели, как у куклы. Потом исказился, обнажая золоченые челюсти, рот:

— Ага! Хулиганите, — констатировала она голосом Бабы Яги, искоса смерила нас взглядом и стала копаться в своей чудовищной торбе. — «Сникерс» хотите?

Мы, признаться, несколько растерялись и не нашли, что ответить. Наконец она выудила помятый батончик, сдула с него какой-то мусор и, щурясь на один глаз, добавила:

— Шоколадочку американскую?

— Нет, спасибо, бабушка, — сказал я, чувствуя, как волосы у меня встают дыбом.