Стенли Вейнбаум - Под знаком «Если» [litres с оптимизированной обложкой]

– Так что же? – нахмурился Хэлбертон.

– Запах – результат деятельности специальных секреторных желез. Именно тогда я начал подозревать, что физиология всех живых организмов на острове Остин так же, какая у животных на материке. Изменена всего лишь внешняя форма. Понятно?

– Ничуть.

– Сейчас поймешь. Ты, разумеется, помнишь, что такое хромосомы? Это носители наследственности. Человек имеет сорок восемь хромосом, которые получает по двадцать четыре от каждого родителя.

– Столько же, – вставил Хэлбертон, – и у помидора.

– Да, но сорок восемь хромосом помидора несут другую наследственность, иначе можно было бы скрестить человека с помидором. Но в хромосомах заложен не только «генеральный план» организма, но и все индивидуальные вариации. Например, за цвет глаз отвечает один из генов в третьей паре хромосом.

– Все это мне известно. Переходи прямо к Амброзу Каллану и его записной книжке.

– К этому я и веду. Набор этих вариаций довольно ограничен. Никто, например, никогда не видел человека, обладающего волосами небесно-голубого цвета.

– Никто такого и не хочет! – воскликнул Хэлбертон.

– И это потому, – продолжал Карвер, – что в человеческих хромосомах отсутствуют детерминанты, несущие небесно-голубую окраску волос. Но – и вот тут-то мы подходим к идее Каллана – предположим, что мы могли бы увеличить количество хромосом. Что тогда? У человека ли у помидора ли, вместо сорока восьми было бы четыреста восемьдесят, а возможное число вариаций выросло бы в десять раз. Например, рост может достигать двадцати пяти футов! А по форме человек может напоминать все что угодно. То есть почти все в пределах класса млекопитающих. А уж по интеллекту… – он задумчиво умолк.

– Но каким образом, – вставил Хэлбертон, – Каллан предлагал оснастить организм лишними хромосомами?

– Не знаю как, – серьезно ответил Карвер. – Часть его записок рассыпалась в прах, и описание эксперимента, должно быть, пропало вместе с этими страницами. Морган использует сильную радиацию, но у него совершенно иные и цель, и результат. Он не меняет количество хромосом. Все, что мне известно, – это то, что Каллан с женой прожили на Остине четыре или пять лет. Эта часть его записок достаточно ясна. Он начал опыты с растениями возле своей лачуги, а нескольких кошек и собак привез с собой. А потом он открыл, что эти изменения распространяются, как болезнь.

– Распространяются, – эхом отозвался Хэлбертон.

– Разумеется. Каждое дерево, над которым он поработал, разбрасывало на ветер многохромосомную пыльцу, а что касается кошек… Так или иначе вскоре аномалии переполнили остров, вытесняя нормальные растения и животных. Мутировали также крысы и летучие мыши. Остин стал островом уродов, где ни один детеныш не походил на своих родителей.

– И что же случилось с самим Калланом?

– Ну, Каллан ведь был биологом, а не специалистом по радиации. Не знаю в точности, что случилось. Когда человек долгое время подвергается воздействию Х-лучей, это приводит к ожогам, язвам, злокачественным опухолям. Возможно, Каллан не предпринял достаточных предосторожностей, или, возможно, он работал с недопустимо высокой дозой радиации. Во всяком случае его жена заболела первой – у нее начала расти злокачественная опухоль. У Калланов был радиопередатчик, и они вызвали шлюп с Чатамских островов. Судно разбилось о коралловый риф, Каллан впал в отчаяние и умудрился каким-то образом сломать свой передатчик. Когда умерла его жена, он ее похоронил, но, когда умер он сам, похоронить его было некому. О нем позаботились потомки его кошек.

– Да? А как насчет Лилит?

– С Лилит все в порядке, – улыбнулся Карвер. – Она дочь капитана шлюпа, и Каллан спас ее, когда судно погибло у кораллового рифа. Ей было тогда пять лет – получается, что сейчас ей около двадцати. А что до ее языка – ну следовало бы мне, наверное, разобрать те по-детски искаженные слова, которые она произносила. Например, я считал, что она говорит «пошли» – «come on» – по-английски, а это было французское слово «comment». А «пабо» означало просто «pa bon» – «нехорошо». Она повторяла это, когда находила ядовитые плоды. А «лешать», которое я принял за «лежать», было французским «les cats» – кошки. За пятнадцать лет вокруг нее собирались мутированные собаки – ведь, несмотря на их внешний вид, они были в конечном счете, собачьей природы и преданы своей хозяйке. А между двумя группами шла постоянная война.

– Но вы уверены, что Лилит избежала облучения?

– Ее зовут Люсьен, – мечтательно произнес Карвер, – но я, кажется, предпочитаю имя Лилит. – Он улыбнулся стройной девушке, одетой в брюки Джеймсона и в его собственную рубашку. Она стояла на корме и смотрела назад, на Остин. – Да, я в этом уверен. Когда она попала на этот остров, Каллан уже успел разрушить свое оборудование, которое убило его жену и почти убило его самого. Он полностью уничтожил всю аппаратуру, зная, что с течением времени те аномалии, которые он создал, обречены на вымирание.

– Обречены?

– Да. Нормальная наследственность, стабилизированная эволюцией, сильнее. Нормальные особи уже появляются на окраинах острова, и в один прекрасный день окажется, что на Остине не больше аномалий, чем на любом другом отдаленном изолированном острове. Природа всегда настаивает на своем.

– Снова идете на поправку, – заметил доктор Феликс Картиус, небрежно водрузив на стол черный дипломат. – Давайте посмотрим, насколько долговременным процесс будет в этот раз.

Исаак Левинсон – почтовые доставки Левинсона – закатал рукав и насмешливо посмотрел на доктора.

– Благодарю, – проворчал он. – Я и раньше это слышал.

– Но ведь вы чувствуете себя лучше?

Король товаров неохотно кивнул, с недоверием оглядывая кабинет врача.

– Точно, – наконец согласился он. – Вот только надолго ли? В любом случае, почему вы ничего не делаете? Или это согласно новой врачебной методике вы решили оставить пациента в покое? Только тогда мне никакой доктор не нужен!

– Я уже дал вам свои рекомендации, – парировал Картиус. – Три с половиной года назад, когда вы впервые позвонили мне, я объяснил, что делать. Не стали следовать моим советам, так что нечего меня обвинять.

– Отпуск! – насмешливо проворчал Левинсон. – Отдых… Перемена образа жизни… Путешествие… Увольнение! Но разве мог я оставить свой бизнес? Вы же помните, какое тогда было положение!

– Конечно, могли! Немного больше денег, немного меньше… для вас-то какая разница?