Екатерина Лесина - Провинциальная история [СИ]

Она ведь неприхотливая.

Фриланс опять же. Клиентов у нее вновь же, не сказать, чтобы много, но если постараться… а она постарается. И старалась. Получалось не сказать, чтобы совсем отлично, но… Стася и вправду была неприхотлива.

Так и жила.

День за днем, ночь за ночью, бесцельно и без особого смысла.

Матушка появилась поздней весной. Кажется, только-только зацвели тополя и город наполнили белесые клубы тополиного пуха. Он летел в окна, собирался на подоконниках, прилипал к стеклу. Он пробирался в квартиру вместе с городской пылью, но Стася отчего-то радовалась.

Как есть дура.

— Здравствуй, — сказала матушка, когда Стася открыла дверь. Пришла она без предупреждения и приглашения, и Стася сразу поняла, что вовсе не за тем, чтобы помириться.

Да и… они ведь не ссорились, если подумать.

— Здравствуй, — ответила Стася.

А Бес выгнул спину и заурчал предупреждающе.

— Запри его где-нибудь, — велела матушка, оглядываясь. — Какое убожество… ты бы хоть ремонт сделала.

Стася тоже огляделась, только сейчас замечая, что и вправду квартира ее изменилась, сделавшись будто теснее, темнее.

Неопрятней.

И вовсе не потому, что Стася не убирается, нет. Она аккуратная. И Бес порядок любит, но вот… обои выцвели, кое-где и отклеились. Мебель слегка рассохлась, как это бывает.

Половички старые.

И само это жилье тоже старое.

— Впрочем, ты всегда была бестолковой, — матушка сама прошла в комнату. Бес следовал за ней, не спуская с нее желтых внимательных глаз. Он выгнул спину и хвост поднял, распушив, но больше не урчал, смотрел с явною опаской. — И вот результат…

— Что тебе нужно?

Стася не сомневалась, что необходимость была, потому как иначе матушка в жизни бы не явилась сюда.

— Твое согласие на продажу дома.

— Какого дома? — Стася нахмурилась.

— Моей матушки, чтоб ей… — мать поморщилась и помахала перед носом платком. — Господи, зачем тебе эта зверюга? От нее воняет!

Вот это было ложью. Бес всегда отличался чистоплотностью, и теперь от возмущения фыркнул даже, а после открыл рот и издал тонкий жалобный звук.

— И орет опять же… ладно, это формальность. Бумаги я принесла, — матушка вытащила из сумочки бумаги. — От тебя нужно только подписать.

— Дом? — повторила Стася.

— Дом, дом… господи, ты еще и соображаешь туго? Пьешь? Употребляешь?

Стася замотала головой.

— Значит, просто тупая. Я говорила Коленьке, что нет смысла с тобой возиться. Надо было замуж выдать и все… но нет, он был таким же упрямым, как ты. И вот что получилось.

Ее губы нервно дернулись.

— Бабушкин дом? — Стася потянулась к бумагам и осторожно взяла их. — Мое согласие?

— Она оставила завещание, — матушка скривилась. — Будто эти развалины кому-то да нужны. Мне повезло, что их вообще согласились снять…

Завещание?

Дом?

Место, где Стася росла и была счастлива? Она вдруг вспомнила это ощущение света и тепла, бесконечного безбрежного счастья, когда наперед известно, что все-то будет хорошо, что иначе и невозможно.

Старая ива за забором.

Тонкие желтые ветки ее.

И вишни, которые вызревали темными, черными почти. Стася забиралась на дерево и, устроившись в развилке, рвала их и ела, слушая возмущенные голоса скворцов, полагавших, что вишня принадлежит им.

— Ты сдавала дом?

— А что нужно было делать? — удивилась матушка. — Его хотят купить и цену дают нормальную, но мне сказали, что без твоего согласия не обойтись…

Продать.

Он ведь небольшой. Две комнаты всего и кухонька. Печь, которую бабушка растапливала даже летом, потому что настоящий хлеб получался только в ней, а магазинный она не признавала. Скрипящие полы. И чердак, где сохли травы и колбасы, и потому пахло там волшебно.

— …я согласна уступить тебе треть суммы, это хорошее предложение, хотя очевидно, что ты…

— Нет, — Стася сжала документы. — Я не буду его продавать! Не буду и все… и тебе не позволю!

— Неблагодарная, — матушка не стала кричать, но укоризненно покачала головой. — После всего, что мы для тебя сделали? Да Коленька в гробу переворачивается, наверное…

Она всхлипнула, но плакать не стала.

— Ты… ты не имеешь права. Не имела, — Стася тряхнула головой, понимая, что еще немного и сорвется на крик, а это будет значить, что она, Стася, проиграла.

Надо успокоиться.

Надо… просто относиться к матушке, как к капризному клиенту, который ищет повода поскандалить. И тогда…

— Ты не имела права молчать. Ты должна была сказать, что дом принадлежит мне…

…а документы оформлены. И тоже странно, ведь Стася не вступала в права наследства. Но документы оформлены и… давно? Да. Дядя Коля? Пожалуй, матушка бы не упустила случая перевести дом на себя, а он не стал бы. Надо будет съездить на могилку, посадить цветы или что там еще принято на кладбищах делать? И к бабушке наведаться. И как вышло, что она, Стася, взяла и забыла о родных людях?

Кот заурчал.

Он подобрался к Стасе, ткнувшись лбом в колени, и голос его раскатистый разнесся по квартире, наполняя ее.

— Боже, какая громкая тварь! — матушка подняла руку к вискам. — Анастасия, ты совершаешь ошибку.

— Возможно.

Она совершила огромное количество ошибок. Одной больше, одной меньше… но дом она не отдаст. И документы на него тоже.

— Господи, ну зачем тебе он? — матушка всплеснула руками. — Да еще пару лет и за него вообще не дадут и копейки…

…большой двор и крапива, которая имела обыкновение прятаться в зарослях малины. Она выползала из — под них, выставляя колючие зеленые лапы, выпускала молоденькие побеги, которые прятались в траве, норовя ужалить. И тогда дед брался за косу.

Он правил ее долго, старательно, приговаривая, что инструменту уважение надобно не меньше, чем людям.

— Жить буду, — сказала Стася.

А матушка лишь вздохнула.

— Там?

— Там.

— Там воды нет. И туалет на улице…

— Справлюсь.

Бабушка ведь справлялась, и у Стаси получится. И… и может, она раньше не понимала, насколько ей тяжело в городе, как давит он, как мучит… Почему-то казалось, что матушка станет уговаривать, угрожать, обвинять в неблагодарности. И Стася заранее испугалась, что не выстоит. У нее никогда-то не хватало сил воевать, а потому она мысленно взмолилась.

Никогда и ни о чем она не просила Бога, и вовсе даже в него не верила, наверное, поэтому и просить-то стыдно. И если не Бога, то мироздание, вселенский разум или что там есть. Она, Стася, ничего другого не желает, кроме как вернуться домой.

И разве это много?

Нужно просто, чтобы матушка отступила, чтобы позволила. Это желание ощущалось горячим комом в груди, оно отбирало все силы, не оставляя Стасе ни капли. Пускай. Главное, что матушка вдруг моргнула растерянно, потерла виски. Она поднялась и, окинув Стасю презрительным взглядом, сказала: