Екатерина Лесина - Понаехали!

Зверь приоткрыл глаз. Желтый. Круглый. С узкою полоской зрачка. Не человеческий, отнюдь, но вот взгляд, как ни странно, показался Стасе разумным донельзя.

- Он-то сумел возвыситься, достигнув немалого успеха. Объединил разрозненные рода, прекратил многие распри… сотворил… многое сотворил. Та же Засечная черта сделалась в три раза длиннее, во многом его усилиями. Да и мир с хазарами подписал, как и с ляхами, которые, правда, не особо его блюли, но все лучше, чем так. И вот ему-то и пришла в голову мысль породниться с царем.

Государыня замолчала.

И в тишине было слышно, что слабое дыхание девочки, что курлыканье голубей где-то там, за окном.

- Не скажу, что известие меня обрадовало. Скорее нет… на сердце моем был другой человек, но разве ж кто позволил бы? Я понимала это. И я была хорошей дочерью. Я… пошла под венец. И надо сказать, мне повезло. Луциан достойный муж. Не знаю, любит ли он меня, но он всегда относился ко мне с уважением. А это многое, да… многое.

И губы царицы тронула улыбка.

- Но речь не о том… я… тогда-то я не слишком хорошо понимала, сколь многим людям не по нраву пришлось этакое наше возвышение. Я вовсе не думала о власти, о политике… я старалась исполнить свой долг так, как его понимала.

Девочка заворочалась, засучила ножками, застонала.

- Она после всего не может спать спокойно, - царица поднялась было, но Бес заурчал, ткнулся мордой в острое плечико ребенка, и тот вдруг затих, чтобы после перевернуться и обнять теплую кошачью шею. – Надо же… я… что вы хотите за этого зверя?

- Этот не продается, - покачала головой Стася. – Он или сам останется. Или уйдет.

Она замерла, ожидая, не разозлится ли царица отказам, но та лишь кивнула:

- Но ведь есть… другие?

- Есть. Я попрошу, чтобы привезли котят. На выбор. Только… за ними уход нужен.

- Уходим, - эта улыбка была чуть более живой. – Я не скажу, что род мой был огромен, но… сперва слегла жена моего дяди. Она была непраздна, и что-то случилось там… дитё родилось до срока и мертвым, а она еще три дня горела. И никто-то из целителей, а уж поверьте, и дядя, и отец призвали лучших, не способен оказался спасти. Мой дядя ушел через месяц. Напился да и сверзся с лестницы. И все сочли, что причиной тому – горе, ибо жену свою он любил. За ним, сорока дней не минуло, отправилась моя бабка, женщина крепкая и властная. Но сердце подвело. Умерла она тихо, во сне…

Царицы говорила о том с нарочитым спокойствием, но Стася слышала далекое эхо её боли.

- Тогда-то и пошел слух, что род наш проклят за излишнюю дерзость, что виноваты мы сами, вознеслись сверх меры, загордились. Через сорок дней после смерти бабки, также уснула и не проснулась её дочь, тетушка моя. Признаюсь, я вовсе её не помню, только лишь, что была она женщиною тихой. Она и жила-то не в Китеже, а где-то там, в поместье мужа… заболели и один за другим отошли вслед за нею и дети.

От этого спокойного рассказа становилось совсем уж не по себе.

- Трое… а супруг шагнул в петлю, хотя он-то к нашему роду отношения не имел. Тогда-то мой отец и заговорил о проклятьи, о том, что кто-то наложил его на силу родовую или на кровь, он не уверен был. Только поклялся, что всенепременно сыщет…

- Он… тоже погиб?

- Он окружил свой дом защитой, а магом он был изрядным. И никто-то чужой не способен был переступить порог. Он… он старался сберечь мою матушку, и сестер, и брата…

Зверь глухо заворчал.

- Но… однажды ночью терем полыхнул. И с такою силой, что пламя поднялось до самых небес. Ночь сделалась ясна, будто бы была днем. Его тушили… созвали магов огня, но оказалось, что никто, даже Радожский, не способен унять это пламя.

- Как… она выжила?

- Отец. Он… думаю, что-то понял, потому и… после сказали, что на месте был проведен запретный ритуал, что именно он стал причиной пожара. Что виноват отец, оказавшийся не способным сладить с силой, которую сам и призвал. Что, возможно, он раскопал какое-то заклятье, которое и вырвалось. И надобно радоваться, что заклятье это вовсе город не спалило. Находились и те, кто нашептывал, что надобно и от меня избавиться, что я, как и вся родня, проклята. А потому самое место мне – в монастыре. Сидеть и отмаливать грехи родичей… и детей, мною рожденных, след отправить туда же. Однако Луциан нашел, чем заткнуть рты. И Зоряночку оставить при себе позволил. Её пытались расспрашивать… лечить… не вышло, как видишь.

Теперь девочка во сне улыбалась, ласково и счастливо.

Царица же прижала руки к груди.

- За нею и пришел Верес… я его сперва и не узнала. В первый раз, как встретила, испугалась. Думала, что сожрет, что… а он только обнюхал и следом пошел. Зорянка же тогда просто сидела и глядела в одну точку. Никого-то не узнавала. Не ела. Не пила… а его увидала, так и вцепилась. Даже мыли их вместе, он же ж грязным был, что…

Зверь приоткрыл пасть и вывалил длинный розовый язык. Задышал часто-часто.

- После уж я вспомнила, что тятенька сказывал, будто бы ему кобеля редкой степной породы подарили… вот и… он и вправду провел запретный ритуал. Я так думаю. Только не на огонь, а пытаясь спасти детей своих… но что-то пошло не так. А что именно? Я не знаю. Может, ты увидишь, ведьма? – и столько надежды было в словах этих, что Стасе стало стыдно.

Она не видит.

Смотрит и ничего-то не видит. Не чувствует. Не…

- Ничего страшного, - надежда погасла. – Я… привыкла.

- Извините, - прошептала Стася.

- Когда-нибудь все сложится. Боги не могут так, чтобы вовсе шанса не было. А значит, сложится… и Зорянка вспомнит. Или Вышнята расскажет. Он некоторых особо не любит. Тоже раньше поговаривали, что зверь этот опасен, особенно, когда он на Лисовскую оскалился. А выяснилось, что эта Лисовская травила меня тишком, да… мой охранник и оберег.

Царица огладила юбки.

- Ныне защитить надо не меня с Зорей, а моих детей…

И вновь на Стасю поглядела. А та поглядела на царицу, ожидая продолжения.

Глава 45 О тяжести женской судьбы

Глава 45 О тяжести женской судьбы

…странно-то как, жопа есть, а слова нету.

Мысли одной провинциальной боярыни относительно особенностей столичного этикета.

Мишанька к боярыням подбирался бочком. Ноги гудели… кто бы знал, до чего утомительное это дело, хороводы водить. И голова кружилась. Во рту было сухо. Хотелось есть, пить и просто растянуться на траве этого вот садика, чтобы несколько часов просто лежать, не шевелясь.

…а еще песни пели.

Благо, его хоть не заставляли. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что не заставляли его и хоровод водить. Более того, появлению Мишаньки высокородные боярыни явно не обрадовались. Настолько, что Медведева и возмутилась вслух, но возмущение сие было остановлено одним движением брови постельной боярыни.