Андрей Глущук - Путешествие в замкнутом пространстве или Вселенная в унитазе

Облепленные снежинками дети с визгом и пыхтением катили шар снеговика. Маленькие живые снеговички пытались слепить большого. Массивный шар нехотя поддавался их ручонкам. Он тяжело перекатывался на пару метров и останавливался передохнуть. А след от шара и ног детворы тут же исчезал под тысячами и тысячами новых хлопьев.

Я плыл по тротуару. Точнее по ощущению тротуара. С каждым шагом все глубже погружаясь в чуть вязкий пух. И весь город в такт моим шагам вместе с улицами, домами, машинами и людьми опускался в первозданную зимнюю чистоту. Казалось еще немного останется только снег. И дома станут снегом и деревья и я. И время остановится. Потому, что станет никому не нужно. И машина, которая ещё полчаса назад издевалась над моим отпуском и расширяла время до размеров Вселенной, тоже станет ненужной. И заржавеет. И будет хорошо. И хорошо будет вечно. Или одно мгновенье – не важно. Потому, что если времени нет, то никто не отличит мгновенья от вечности.

Ноги зацепились за что-то, как и я, заблудившееся в сугробах. Я почувствовал, что теряю опору. А с опорой и мысль. Редко кому удается размышлять в момент падения. Падать во время размышления могут многие, а вот наоборот… Разве что парашютисты или летчики. Или летчики, превратившиеся в парашютистов. Но это уже чернуха.

Я достиг низшей точки падения, намериваясь по приземлении или по приснежении, что более соответствовало духу и букве сегодняшнего вечера, решить: совместима ли чернуха со снегопадом? Вообще, в принципе? Но мои намерения разбились о глаза. Два огромных карих глаза в обрамлении снежинок. Что они, живые и немного обиженные делали на тротуаре, превратившемся в сугроб? Может быть, они потерялись? Ноги с телом ушли, а глаза остались смотреть: куда ноги идут? Полный бред. Обычно ноги идут туда, куда глядят глаза. Все происходящее смахивало на первые признаки шизофрении. Наверное, я сошел с ума. Хотя, есть же выражение «блины с глазами», почему бы, не быть сугробу с глазами?

– Ну, и долго будешь смотреть? Помоги, я, кажется, ногу подвернула.

Глаза, во-первых, говорили, а, во вторых, и ноги от них, кажется, уйти не смогли. Куда бы они пошли от таких глаз. Да еще если подвернуты?

«Я бы не пошёл никуда» – пришло мне в голову и я превратился в нежнейшего из…

Глава 4

археологов. Я очень старательно производил раскопки и подъем ценностей.

Когда с моей помощью глаза встали во весь рост (Боже, какая глупость «глаза во весь рост»!?), под слоем снега обнаружилось тело, а над ним лицо. Столь же красивое, сколь и знакомое.

Оля. Первый курс. Белоснежная блузка, короткая красная юбочка, пролетающая мимо по коридору главного корпуса. Еще не остывшее сентябрьское солнце роняет сквозь немытые окна лучи на ее загорелые ноги. Лучам завидуют все певрокурсники. Первокурсницы завидуют ногам.

А я не завидую. Я горю и плавлюсь как солнце. В груди вспыхивают протуберанцы и взлетают вверх, пытаясь вырваться из моего растерянного тела. Они сушат горло и сжигают мысли…

Ей доставляло удовольствие мое глупое обожание. Она как индийский факир жонглировала пламенем моего сердца. Представление продолжалось три года. Потом, очаровательная жонглерка как-то, между прочим, вышла замуж за кудрявого красавца с радиотехнического факультета и уехала к родителям в далекую Якутию. Рожать. Уехала, родила и растворилась бесследно в хаосе Перестройки.

Как пишут классики: «прошли годы». И вот – волшебный снегопад и странное падение. В городе полтора миллиона человек, сотни километров тротуаров. Есть: кому и где свалиться. Запнись я на полметра дальше, и в этом молочном коктейле мы бы разминулись, даже не догадываясь, что лежали в двух шага друг от друга.

–Что теперь делать? Я до дома не дойду! – Олю, казалось, ничуть не удивило происходящее. Как будто она все это специально разыграла. Написала сценарий, насыпала снега, прилегла в точке Х и скомандовала мне: «Пошел!». И я, как последний идиот, бросил толстую поваренную книгу и голодный отправился плутать по зимнему городу.

– А где дом? – Я отряхивал ее бежевую дубленку и поражался: время разъедает ржавчиной броню, выживает с планеты мамонтов, прячет юный румянец под маску морщин, а Олечка осталась такой же, как семь лет назад. Словно провела все эти годы в месте, где время бессильно. Кстати, снова сегодня, откуда не возьмись, всплыло время. Оно будто невидимый проводник подталкивало меня шаг за шагом к будущему. А может быть, к прошлому? А может быть не меня, а моё прошлое к моему будущему? К тому, что прервалось семь лет назад?

– Далеко. – Оля попыталась сделать шаг и поморщилась. – В Мирном.

– Далеко. Пешком с такой ногой не добраться, – глубокомысленно прокомментировал я.

– Это нужно считать шуткой? – Она посмотрела на меня с любопытством, но без симпатии.

– Нет. Размышлениями вслух, – смутился я.

– Лучше бы помог поймать машину. Мне в гостиницу надо.

– Машину? Один момент.

Поймать машину в городе – не проблема. Чего-чего, а металл на колесах в любом мегаполисе обитает в великом множестве. Бродят стаями. Активны круглосуточно. Развлекаются охотой друг на друга и на беспечных пешеходов.

Я сделал шаг в ту сторону, где по моим расчетам должна была проходить улица и, неожиданно понял, что звуки, составляющие привычный фон большого города, исчезли. Нет ни шуршания протекторов, ни сытого урчания, пожирающих бензин, двигателей, ни мерного боя басов в субвуфферах автомобильных стереосистем. Густая, плотная, обволакивающая тишина. Такой не бывает даже в лесу. Тишина совершенная, абсолютная и законченная как космос.

Из источников звука во Вселенной остались только я, Оля и снег.

–А ехать то не на чем… – Я говорил шепотом. Не хотелось разрушать гармонию покоя. Но, все равно, каждое произнесенное слово казалось неприлично громким, лишним и бессмысленным. Либо я научился передавать свои ощущения, либо Природа провела сеанс снежного гипноза, только Ольга ответила, так же едва шевеля губами:

– Сама слышу.

Я приблизился к ней почти вплотную и, неожиданно осмелев, предложил:

– Может быть ко мне? Это в двух шагах.

Ее черные зрачки в золотисто-коричневой рамке радужки вошли в меня. Не спеша, прогулялись по лабиринту извилин моего мозга, исследуя тайные надежды и ожившие воспоминания. Скользнули вверх навстречу пушистым мозаикам снежинок и застыли, гипнотизируя пространство над моей головой.

– Нет. Сюда ближе, – она подняла руку. Я оглянулся. На стене жарким красным неоном плавилась надпись: «Гриль-бар Автостоп». Под надписью провал. Справа от провала в паутине светящихся трубок запуталась девушка. Едва различимая в снегопаде. Не то фотография, не то манекен. Материализованный сюрреализм: загорелые ноги, алая юбочка, белая блузка, поднятая рука: «Возьми меня в попутчицы». Лицо припорошено снегом. Не разглядеть. Но я почему-то сразу понял, что это лицо украшают карие глаза. Те самые, которые сожгли меня в коридоре главного корпуса семь лет назад.