Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

– Да это не дерево, это трубопровод. – Какие могут быть трубопроводы в Берендеевом царстве, – возмутился Царевич. – Здесь нефтью отродясь не пахло.

– Может Кощей по трубам живую воду за бугор перекачивает. – А трубы он откуда взял?

– Получил по бартеру, – успел ответить Самоедов и тут же с криком полетел вниз.

К величайшему удивлению Царевича, трубопровод зашевелился и в мгновение ока свалил, переломив с хрустом у самого основания два огромных дерева, которые, падая, едва не раздавили беспечно брошенный поодаль Уазик.

– В машину, – крикнул Кляев.

Селюнин из Уазика и не вылезал, а писатель с художником выполнили указание лорда с величайшей готовностью. Васька дал задний ход, но, не проехав и полусотни метров, вынужден был остановиться. Здесь на тропинке лежала ещё одна «труба», диаметром не меньше метра, через которую, увы, не было никакой возможности перескочить с ходу.

– Ещё одна змея, – в ужасе крикнул Самоедов.

Но художник ошибся и в этот раз – змея была та же самая, и попытка Кляева уйти сначала вправо, а потом влево, закончилась полным конфузом – везде было всё то же непреодолимое препятствие. Вокруг стали со страшным треском валиться деревья, сломанные под корень гигантской удавкой. И по тому, в какой последовательности они валились, можно было без труда определить, что кольцо, в которое по неосторожности угодили беспечные искатели приключений, неотвратимо сужается.

– Бегом надо спасаться, – в ужасе крикнул Селюнин, но, похоже, запоздал со своим предложением.

Из-за деревьев возникла сначала одна устрашающего вида голова, потом другая, а следом еще то ли пять, то ли шесть. Царевичу некогда было пересчитывать зубастые пасти, он, можно сказать, оцепенел от ужаса.

– Многоголовая гидра, – определил вид животного сведущий в зоологии Самоедов, и никто его выводов оспаривать не стал, по той причине, что всем было недосуг.

Кляев палил в наступающие со всех сторон разинутые зубастые пасти из пистолета. Царевич было последовал ero примеру, но очень скоро понял, что для гидры серебряная пуля значит еще меньше, чем для слона дробина, оставалось рассчитывать только на помощь неба. И надо сказать, что небо неожиданно оправдало ожидания атеиста Царевича, послав ему на помощь смелого сокола, который спикировал на Уазик и подхватил его когтистыми лапами, сильно попортив при этом кузов.

Мишка Самоедов от неожиданности едва не вывалился из взлетевшей к небесам машины, но Царевич, обернувшись, успел поймать его за ворот куртки. А над их головами со свистом разрывал воздух перепончатыми крыльями зелёный как нильский крокодил трёхглавый дракон. Царевич вообразил, что угодил из огня да в полымя, но его успокоил Кляев. – Это Полудурок. Вовремя он нас вытащил.

И Царевич в этот раз был с соседом согласен. Промедли дракон еще хотя бы пару секунд, и не было бы на свете российского писателя Ивана Царевича. Зато какой бы мог получиться некролог в газетах – сожран гидрой собственного воображения.

Дракон легко пронёс по воздуху Уазик на расстояние пяти-шести километров. Этого оказалось достаточно, чтобы оказаться за пределами драконьего леса. Полудурок опустил машину на весёленькую зелёную полянку, а сам приземлился метрах в тридцати с задумчивым и усталым видом. Вид у дракона, впрочем, был не столько задумчивым, но и на редкость впечатляющим, так что ни Царевич, ни Самоедов, ни Селюнин не посмели высказать ему благодарность лично, а послали с дипломатической миссией лорда Базиля. Полудурок на Кляева среагировал как влюблённая собака на хозяина, то есть завилял хвостом, отчего загудела земля в радиусе полкилометра, и пустил слюну умиления сразу из трёх своих зубастых пастей. Кляев благодушно похлопал дракона по чешуйчатой шее и угостил тремя сигаретами. Дракон взвизгнул от удовольствия и тут же их проглотил.

О чём Кляев беседовал с Полудурком, Царевич не слышал, но похоже, тот сообщил ему что-то очень важное, поскольку Васька вернулся чем-то сильно озабоченным. – Вельзевулова рать на подходе, а Кощеева нечисть волнуется, поскольку босс куда-то запропастился. Чего доброго берендеевская нечисть сдастся без боя. – Ну и хорошо, – пожал плечами Царевич.

– А что хорошего, если вся эта, как Тетеря говорит, элита обрушится на Берендеево царство. Это же будет ад кромешный.

– Так ведь Вельзевул не настоящий, это же Куропатин Пётр Семенович. – Нечисть она и есть нечисть, – возразил Кляев. – Липовая она или настоящая, а кровь из трудового народа пить будет.

В принципе Кляев был, конечно, прав. Царевич припомнил Вельзевулову рать, с которой уже имел дело в замке феи Морганы и пришёл к выводу, что Петру Семёновичу, несмотря на весь его административный опыт, не удержать эту орду в рамках уважительного отношения к человеческой жизни и частной собственности. Конечно, было бы совсем неплохо, если бы Кощеева и Вельзевулова рати схлестнулись в чистом поле и изрядно потрепали бы друг друга. Как природный гуманист и либерал Царевич был против пролития крови живых существ, но можно ли считать таковыми чертей, если в данном случае это всего лишь плод коллективного воображения? Нельзя, наверное, жалеть то, что никогда не существовало, или существовало когда-то, но давно умерло, а если не умерло, то находится за гранью реального мира и давно потеряло свою материальную основу.

– Ну, ты нашёл повод для сомнений, – хмыкнул Кляев. – Нечистую силу ему, видите ли, жаль. А если они обретут свою, как ты выражаешься, материальную основу, наподобие гоблинов и ведьм, и начнут нас беспокоить в реальности? Ты об этом подумал? Твой Шараев просто безответственный тип, а Верка с Наташкой свихнувшиеся стервы.

К Кощееву замку вела широкая, хорошо утрамбованная дорога, а сам сад с молодильными яблоками не был обнесён ни рвом, ни оградой, ни стеной и являл собой изумлённому взору полную беззащитность и доступность. Впрочем, и беззащитность и доступность были всего лишь иллюзией, поскольку стоило только Уазику неосторожно зарулить на садовую аллею, как до десятка жутковатого вида существ окружили машину с явным намерением добраться до укрывшихся в салоне людей, которые, к слову, прибыли в Кощеев замок с самыми добрыми намерениями. Между прочим, Селюнин здорово польстил этим тварям, назвав их собачками, пусть и трёхголовыми. Величиной Церберы чуть не вдвое превосходили лошадей, а уж обличье имели столь волосато-устрашающее, что драконы рядом с ними смотрелись симпатягами. Что же касается клыков, то подобными, с позволения сказать, зубами можно было бы разгрызать и танковую броню, не говоря уже о жестяном кузове милицейского Уазика.

Пока Царевич проклинал себя за беспечность, а Кляева за легкомыслие, с которым тот въехал на охраняемую территорию, Селюнин выскочил из машины и бросился навстречу сказочным псам с громким криком: