Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

Царевич расстроился не на шутку: потравят ведь и глазом не моргнут. Шутка сказать, такие барыши на кону. Всю берендеевскую живность изведут, но своего добьются. Не поможет химия, нагонят танков, а то и биологическое оружие используют. А у Царевича против такой мощи только живая и мертвая вода. Но не станешь же за каждым с флаконом бегать. А тут еще Вельзевул с неисчислимой ратью.

Утомившись сидением на троне, Царевич принялся расхаживать по залу, мучительно размышляя над создавшейся ситуацией. Конечно, Сан Саныч, как человек умный, не поверит, что Ванька Царевич, это и есть Кощей Бессмертный, обладающий чудовищной силой, способный опрокинуть мощь, накопленную цивилизацией за тысячелетия, и самое обидное, что он прав в своём сомнении. Нужно предъявить этим прагматикам нечто настолько страшное, чтобы оно навсегда отбило у них охоту соваться в Берендеево царство. Иван в эту минуту пожалел, что он не Кощей Бессмертный.

– Веди вурдалака, – распорядился Царевич.

Сеня, в отличие от Селюнина, держался развязно и нагловато. Стоявшего у стены Самоедова он не испугался, на Царевича же и вовсе презрительно щурился, не желая признавать за соседом нового статуса.

– По какому праву ты на моих землях шампунем торгуешь? – надменно бросил ему Царевич. – Не гони волну, Ванька, – презрительно хмыкнул вурдалак. – Какой из тебя к чёрту Кощей. Так и я на трон сяду и объявлю себя Бессмертным. – Садись, – гостеприимно предложил Царевич.

Сеня решительно направился к трону, но, натолкнувшись на невидимое препятствие, остановился, отступил на несколько шагов и попытался преодолеть его с разбегу. Конфуз был полным. Стена отбросила настырного вурдалака к ногам Кляева, который незаметно капнул на Сеню мертвой водой, после чего, к ужасу Селюнина, в тронном зале появилась ещё одна статуя. Кляев с большим трудом установил её на задние конечности.

– Чистая обезьяна, – сказал Васька, оценивающе оглядывая результат своих трудов.

Вообще-то Сеня и в человеческом обличье красотой не блистал, но, став вурдалаком, он и вовсе превратился в гориллу, которая могла напугать любого с человека со слабыми нервами, тем более в голом виде.

– Передай Шараеву и Костенко, что я хочу с ними повидаться, – небрежно бросил обомлевшему Селюнину Царевич. – Свободен.

Кляев отправился провожать парламентера, а Иван решил, наконец, освободить Самоедова от сдерживающих активного художника оков. Мишка ожил мгновенно и тут же едва не одеревенел снова, вознамерившись еще раз отхлебнуть из бутылочки.

– Это, мертвя вода, дурень, – остановил его Царевич.

– Да ты что, – ахнул Самоедов. – А я ведь чуть её не выпил. – Чуть-чуть не считается, – усмехнулся Царевич, довольный, что с Мишкой всё обошлось более-менее удачно.

Заметив стоящую у входа статую, Самоедов задумчиво почесал затылок. С Сеней Шишовым он, похоже, был знаком и никак не мог взять в толк, откуда он здесь появился. – Нужен монстр, способный напугать Шараева и Костенко до икоты и навсегда отбить у них охоту соваться в Берендеево царство.

– Так может, оживим тех дебилов, что на лестнице стоят? – предложил вернувшийся Кляев. – Они способны напугать кого угодно.

– В том числе и нас с тобой, – усмехнулся Царевич. – Да мало напугать, так ещё и сожрать за милую душу.

– Риск, – призадумался Кляев.

Если Царевич не отшибался, то там, у порога Кощеева дворца, стояли злые дэвы, которых Бессмертный победил, пробиваясь к вершинам власти, и если вся эта братия очнётся от тысячелетнего сна, то далеко ещё не факт, что они признают в Иване Царевиче своего победителя. А вдруг, почувствовав его слабину, вздумают свести с ним счёты.

– Мне солидное обличье нужно, – Царевич с надеждой взглянул на Самоедова. – Твой выход, Мишка.

– Создашь гиганта мысли – я налью тебе бутылку такого стимулятора, что перед твоей сексуальной мощью сразу же поблекнут и Дон-Жуан и Казанова, – пообещал Кляев призадумавшемуся художнику.

Надо признать, что поставленная перед Самоедовым творческая задача была более чем трудна, да и заказчик попался жутко капризный. Ему, видите ли, не нравился зооморфизм, и он настаивал на антропоморфном обличье. Художник Самоедов рисовал один эскиз за другим, расходуя небольшой запасец бумаги, найденный во дворце Кощея, а Царевич недовольно морщился и требовал несуразного соединения благолепия и свирепости.

– Нет, вы только посмотрите на него, – возмутился Мишка. – Потрясатель вселенной. Чингиз-хан задрипанный. Мало того, что фактура для Кощея ни к чёрту не годится, так ещё и улучшать её не моги.

– По твоему выходит, что с кабаньими клыками из кошачьей пасти я выгляжу лучше, чем сейчас? – возмутился Царевич.

– Да не кошачья это пасть, а вполне человечья, – надрывался замороченный необоснованными претензиями художник. – Как хочешь, Ванька, но не получится из тебя путного Кощея Бессмертного. С такой физиономией только в писатели идти. Не знаю, что в тебе Верка в своё время путного нашла, видимо, вы с ней потемну встретились.

– Но ты! – взъярился Царевич. – Я тебе сейчас пасть порву! – Стоп, – поднял руку Самоедов. – Сиди, не шевелись и выражение лица не меняй.

Выражение лица Царевич менять и не собирался, поскольку прямо-таки кипел от ярости на подлеца-художника, вздумавшего лезть в дела его совершенно не касающиеся. К чести Самоедова надо признать, что работал он быстро, и Царевич не успел остыть за то время, пока художник, сопя от удовольствия, чертил что-то на бумаге остро оточенным карандашом.

– Блеск, – захихикал Мишка. – Ай да Самоедов, ай да сукин сын! – Впечатляет, – подтвердил Кляев, заглянувший художнику через плечо. – Иван Грозный собирается убивать своего сына. Жаль, что Царевич бороду отрастить не успеет.

– Ни-ни, – замахал руками Мишка, защищая свое детище. – Борода здесь будет лишней деталью. И без того лицо свирепое до не могу.

Иван не выдержал и спустился с трона, чтобы лично убедиться в том, что шкодливый Мишкин карандаш не нанёс его облику большого урона. И надо сказать, что рисунок его не то чтобы потряс, но очень сильно озадачил. Царевич никак не предполагал обнаружить в своем обличье столько свирепости. Причём свирепость была не только в лице, но и в фигуре и в глазах, а точнее в их выражении.

Даже при беглом взгляде на рисунок становилось абсолютно ясно, что перед вами тиран, на счету которого тысячи загубленных жизней. И это тем более было обидно, что Иван ни одной дивой души не загубил и даже по лицу людей бил крайне редко, можно сказать считанные разы в своей жизни, а вот подишь ты, сколько негатива, оказывается, таиться в его душе. И ведь что примечательно: Мишка ни одной Царевичевой черты не исказил и не утрировал. И нос был Иванов, и губы, и подбородок, и глаза, и всё это в привычных пропорциях. Было от чего обладателю этого лица призадуматься. – Тебе какой рост нужен? – спросил довольный произведенным эффектом художник. – Никак не меньше, чем у Вельзевула, – подсказал Васька Кляев. – Дабы внушить уважение.