Владимир Черепнин - Вовка в Троеклятом

— Хотел я ожениться, как уже говорил, только на уродине… Гм… А Емеля уже тогда самым богатым слыл. И жил там же. Только дворец поменьше был. Прилетел я к нему. Хотел сверкульку покрупней приобрести. В подарок. он меня как увидел, сперва струхнул жутко. А потом я ему все растолковал, успокоил. Тут он мне глаза и раскрыл…

Выслушав рассказ Горыныча, я сделал собственный вывод, о том, как все было на самом деле. Оправившись от испуга, Емеля смекнул, что иметь такого монстра в услужении — весьма престижно и полезно. Умудрился запудрить сразу три башки. Убедил змея, что негоже ему, трехголовому, иметь жену всего с одной головой, да еще не умеющую огнем плеваться. И что у него, Емели, есть на примете именно то, что требуется Горынычу на самом деле. Трехголовая, огнедышащая. Все чин по чину. А эту восточную уродину следует забыть раз и навсегда. Окончательно и бесповоротно. По-мужски. Но, как говорится, услуга за услугу.

Дальше, все просто. Одноголовую уродину забыл (по крайней мере больше не встречался, разве что издали наблюдал, украдкой, когда находил причину слетать в те края), поручения Емелины выполнял. Однако, змей не дурак. Решил, не дожидаясь истечения контракта (триста боевых вылетов — не шутка), самостоятельно отыскать суженую, которую заочно почти что полюбил. Но многолетние поиски успеха не имели. Но теперь то все скоро должно проясниться. Вместе с сегодняшним осталось три вылета. Али Баба пытался уверить, что четыре, но Горыныч настоял на том, чтобы засчитать несостоявшуюся эвакуацию. Как никак погрузка-разгрузка были.

Так что, момент истины где-то рядом. И радостные предчувствия долгожданной встречи испортил я, вселив в тонкую змеиную душу сомнения и неуверенность.

— Емеля брешет, — безапелляционно заявил я, когда трехголовый закончил свое повествование.

В голос я попытался вложить максимум твердости, одновременно придумывая наиболее веские аргументы, которыми смог бы доказать истинность своего утверждения. Напрасно. Не потребовалось. Змей поверил сразу и бесповоротно.

— Спалю гада!

Я еле успел остановить Горыныча. Он уже начал приподниматься на мощных когтистых лапах и расправлять крылья.

— Постой!

Огнедышащий принял прежнюю позу.

— Что, не брешет Емеля? — спросила левая голова, недавно нареченная Сидором.

Еще при первом рассмотрении, не смотря на кажущуюся полную идентичность внешности трех братьев- близнецов, мне показалось, что в левой паре глаз прячутся ехидные бесенята. Не показалось.

— Брешет, брешет, — поспешил успокоить я недоверчивую голову.

— Тогда в чем же дело? — Поинтересовался хор.

— А что ты собираешься делать?

— Как что? Шашлык из Емели.

— Каким образом?

— Всегда интересовало, красиво ли горит дворец. И, если честно, — три головы синхронно подмигнули и перешли на заговорщический шепот, — давно мечтаю подпалить это нагромождение. Весь вид портит. Особенно сверху.

— А народа внутри много?

— Как грязи.

— И всех на шашлык из-за одного Емели?

— Хм… Как-то не подумал. Да, там шушера одна.

— Не только. Вчера арестовали несколько наших знакомых и наши друзья отправились их выручать. Так что дворец сейчас трогать нельзя

— А чо делать?

— Ничего.

— Нельзя.

— Почему?

— Наказать надо. А то повадятся дурить меня все кому не лень.

— От наказания Емеля не уйдет. Раз уж он нас то спалить приказывает, то выкурить, оставлять все как есть нельзя ни коем образом. Ты не против нам немного помочь?

— Конечно, не против. Кого сжечь?

— Ни кого жечь не надо.

— Только пугнуть… — разочарованно протянул Горыныч.

— И пугать никого не надо.

— А что ж тогда?

— Чуть-чуть нам подыграть.

Мне вспомнились маленькие человечки, с которыми утром игрался Васька. В случае лесного пожара они были обречены. А сколько еще неведомых существ обитает в чащобах? Если Горыныч в открытую откажется работать на Емелю, тот может придумать другой способ нашего выкуривания. Требовалось выиграть время. И уж точно не дожидаться завтрашнего утра.

— Это как?

— Сможешь, ни чего не поджигая, дымку подпустить вокруг леса? Чтобы в Городе подумали, что ты выполнил задание.

— Запросто. А потом?

Можно было бы посоветовать вернуться в Город и отказываться выполнять следующее указание, пока не будет предъявлена трехглавая красавица (я был на сто процентов уверен, что Емеля надул змея). Но кто даст гарантию, что хитроумный щукоед не пообещает Горынычу, что, выполнив последнюю услугу и вернувшись, тот обнаружит ожидающую суженую. А наивный и импульсивный птеродактиль вновь поверит и натворит бед. Змея к Емеле подпускать нельзя.

— Потом, значит… — Мысль пришла неожиданно, и я решил повести беседу в более доверительном русле, для чего перешел на персоналии, — Ваня, Петя, Сидор…

— Не пойдет! — Возмутилась левая голова.

— Что не пойдет?

— Иван — Ваня, Петр — Петя, а я — опять Сидор?!

— А как? — Я действительно не знал.

— Сидя…, - умиленно прошептала ехидная рожа.

— Ладно. Ваня, Петя, Сидя, а та, на которой вы ожениться собирались, слишком уродливая?

— Ага, у ней же всего одна голова.

— А я, безобразен, страшен, уродлив?

— С чего ты взял?

— Сколько у меня голов?

— Хм…, ну…, но на тебе ж я не собираюсь жениться!

— А если бы ты на одноголовой уродине не собирался жениться, она была бы уродиной?

— Не понял! — Ваня, Петя, Сидя вновь превратились в Горыныча.

— Какая она из себя, страшненькая?

— Ты что?! Она такая красивая, нежная, стройная…

— И не представляешь, какая эротичная, — от себя добавил Сидор.

В этом он был прав. Я действительно не представлял. И еще я понял, что вся проблема в количестве голов.

— Значит, если бы у нее было три головы, а не одна, ты б женился?

— Прямо щас и полетел бы, — мечтательно прошептал змей.

— Представь, что ты женат на трехголовой…

— Столько раз представлял, что не счесть.

— Но все-таки.

— Ладно.

— Представил?

Горыныч зажмурился.

— Угу.

— Выпить любишь?

— А есть?!!! — Глаза мгновенно раскрылись, головы метра на полтора поднялись над травой.

— Нету у меня ничего. Просто спрашиваю.

— А-а-а…, - разочарованно протянул огнедышащий, укладываясь на место. — Я бы сейчас бочки три пропустил бы…

— Выходит, любишь. Представь, перебрал маленько, с утра голова раскалывается…

— Головы, — поправил Горыныч, — мы всегда — на троих.

— Так вот, головы болят, в желудке муторно, а тут три сварливых языка начинают пилить…

Три хари недовольно сморщились.

— Или, предположим, захотелось тебе чего-нибудь, а она ни в какую. Попробуй уболтать сразу троих. А когда одна? Ваня в левое ушко уговаривает. Сидя в правое комплементы шепчет. А Петя смотрит так жалобно, умоляюще прямо в глаза. Или…