Светлана Багдерина - День Медведя

Хотя, если разобраться, тактика была стоящая. Если бы каким-либо чудом у Сеньки пропал аппетит, то не выбросила же ведь она бы недоеденный бутерброд!

Плохо знает Сеньку тот, кто подумал, что организовать доказательства или даже свидетельские показания старожилов не приходило ей в голову. Приходило, располагалось, и тут же нахально начинало перекраивать всё под себя, переставлять факты, перевешивать аргументы и перекрашивать события. Но на каждое действие поздно или рано находилось возможное противодействие, готовое, подобно туго сжатой пружине, распрямиться в самый неподходящий момент и щелкнуть по носу, и соблазнительной идее было, в конце концов, грустно, но твердо было приказано убираться, откуда пришла.

Которое, по закону сохранения энергии, никуда не делось, а отложилось в желчном пузыре, чтобы вызреть, подрасти, набрать силу и вынырнуть в один из подходящих моментов. И вот тогда-то уж…

На самом деле он тренировался только два дня.

Потому что не может. Выпей-ка столько.

Он не запомнил слова второй песни. Он перепутал слова первой.

Как записал в своем дневнике Макар.

Фехтовальщиком барон Карбуран действительно был отчаянным, ибо ни один здравомыслящий человек не набрасывался на вооруженного противника, умея сносно владеть только столовым ножом.

Если точно, мысль была одна, и совсем небольшая: «Тогда надо было пнуть».

Единственный положительный эпитет, который можно было применить к его заношенному плащу с воротником, сильно напоминавшим останки долго и тяжело болевшей козы.

Который тоже стал постепенно так называть барона Дрягву, хотя и из несколько иных соображений.

К несчастью, у барона оказалось всего два локтя, и поэтому среди дворянчиков развернулась за них настоящая война, в которой, как и в любом сражении, было в изобилии раненных, поверженных и растоптанных.

Ибо заулыбаться при виде него мог только слепой и пьяный идиот.

Иванушка читал, и рассказывал Сеньке, что в Восточном Узамбаре живут летающие слоны. Правда, их крайне мало, не больше двух десятков особей, и летают они немногим выше самого высокого баобаба, но этого вполне достаточно, чтобы местные жители к поговорке «хорошо, что коровы не летают» относились с вежливым непониманием.

Или, еще лучше, половинкой кирпича по голове – чтобы он тоже хоть как-то почувствовал ее радость, потому что в том, ощутит ли двухметровая гора мышц ее удары, наносимые вручную, она очень сомневалась.

То ли бежать и пропустить самое интересное, то ли остаться и рискнуть головой.

Если не считать наличие впереди гигантского медведя достаточной причиной.

Не то, чтобы они нуждались в новых впечатлениях или дополнительном запугивании.

По крайней мере, со стандартным набором конечностей – больше в сумерках разглядеть не удавалось.

Апатия, понимаете…

Возможно, тоже и точно с таким же успехом пытаясь взлететь.

Мстительно наступив на всё еще отчаянно возившегося на мостовой причудливого зверя, как внезапно оказалось, размеров больших, но вполне обычных.

Тормозной путь равнялся еще десяти метрам.

Тоже не попала.

Отсутствующему носильщику, естественно, была бы доверена самая минимальная и маловажная часть работы – донести тело до места назначения. На ее же долю, как всегда, падала бы самая важная и сложная задача – верно указывать повороты и давать советы.

При отдаче второго распоряжения нелишней была помощь Малахая: оскаленные зубы и вздыбленная на загривке шерсть оказали на исполнительность любопытных сочувствующих большее воздействие, чем смог бы целый отряд гвардейцев.

Если считать Малахая, то четверо.

Причем самым мощным поражающим фактором было вовсе не появление идентичных кровоподтеков на ликах кандидатов в монархи, а то, что Дрягва напал на Карбурана и побил его.

Только с виду, если быть точным. Непроницаемость гранита и стекла – разные вещи.

Тем, кому не повезло с ростом или выбором местоположения, самым достойным рассматривания объектом часто были соседские плечи и затылки.

Чтобы аплодировать, руки надо было, как минимум, свести вместе. А это, без того, чтобы впечатать впереди стоящего носом в спину или затылок стоящего еще более впереди, не представлялось возможным.

Брендель обещал последствия, и с единого взгляда на нового монарха подданные ему верили. Правитель, заслуживающий доверия – что может быть лучше для страны!

Надо ли упоминать, что ни одного министра среди оставшихся не наблюдалось также.

Да, среди нахлынувших трех десятков вариантов этот был самый изысканно-вежливый. Она всё еще надеялась сохранить лукоморско-костейские отношения, если уж ее супругу так этого хотелось. Что она сама сделала бы с этими отношениями и с самим кандидатом в местные монархи, в два слова бы не уложилось.

Ой, ноблесс, ноблесс – не оближь меня: бессмертные строки Костея Бессмертного, кажется, никогда не утратят актуальность.

Оскорбление – оружие пролетариата в отсутствии булыжника.

По стечению обстоятельств это оказался кабан, тряской рысью направляющийся к ним с Кондратом. Не иначе, как объяснить чего-нибудь.

Или охраны – в зависимости от обстоятельств.

Той самой, которая «кошка сдохла, хвост облез», имел в виду Кондрат.

Практичный граф почти всегда соизмерял свои планы со своими возможностями.

При его гулком, грохочущем басе в понятие «все окружающие» входила не только публика на площади, но и обитатели домов на соседних улицах.

В радиусе полуметра от его пылающих щек изморось таяла и превращалась в туман.

«Премьер-министр» в царстве Костей было чрезвычайно ответственной должностью. Занимающий ее дворянин, в соответствии с ее названием, должен был посещать все премьеры, презентации, бенефисы, открытия, перерезать все ленточки и снимать все первые пробы. Где было взять столько премьер и бенефисов? Дед Голуб тут приходил с замечательной идеей театра…