Константин Лишний - Космиты навсегда

После моих выстрелов ответная стрельба стихла, ребята явно поспешили найти себе достойное укрытие, ибо перевернутый стол здесь не поможет: 50АЕ его даже не заметит, спрятавшегося за ним прошьет насквозь и полетит дальше… на Луну. Секунды затишья я использовал на дозвон лейтенанту Шило.

— Выручай, чувак! Срочно нужна помощь! — крикнул я в трубу.

— Ян, ты? Что случилось?

Моего ответа он не услышал, так как опять началась стрельба.

— Какого лешего… где… мать… ногу… — это то, что я услышал. Оставаясь на линии, я выстрелил три раза и переменил магазин, патроны хорошие, но их всего семь штук в обойме.

— Украина! — заорал я. — Корчма «Иван Подкова»! Нас прессуют! Украина! Корчма! «Иван Подкова»!

— … на линии… мля… Подкова…

— Украина! Корчма! «Иван Подкова»!

Справа от стойки распахнулась задняя дверь и из нее выскочил героический Похмелини в немецкой каске, с автоматом Калашникова в руках и весь обвешанный спаренными обоймами. Док обдал атакующих длинной очередью и с невероятной для его комплекции грацией прыгнул к нам. Дьявол! Надо завязывать с пьянкой, теряю форму! Про эту дверь я даже не подумал! Из этой двери вполне мог выйти мой «коллега» и пиф-паф, ой-ой-ой — все умерли. Ну что ж, жить надо вечно или умереть молодым. Был хороший шанс сдохнуть, докторский катафалк пригодился бы и был бы использован по прямому назначению. Правда, не радует, что шанс образовался ввиду собственной очевидной дури! Этак моя репутация будет загублена на корню…

— Док! Держу дверь! — воскликнул я, дабы не казаться некомпетентным идиотом в глазах Похмелини, и демонстративно ощупал свой кровоточащий порез над бровью. Дескать, я тяжко ранен осколками стекла, но из боя не вышел.

— Что за козлы? — крикнул док, выпустив еще одну очередь и перезарядив.

— Не знаю! — я прильнул к телефону.

— Не сопротивляйся… они… манеры… ломать руки… ни в коем… сдавайся… — Шило явно пытался что-то мне сказать, но что именно, я не особо понял. — Держись… минут… сдавайся… на линии…

Ни черта не слышно из-за этой пальбы! Кому сдаваться? Я не видел никого, кто горел бы желанием взять нас живыми.

— Не дрейфить! С вами Похмелини, великий и ужасный! — вскричал док и нажал на курок.

Этот доктор явно склонен к насилию, что, впрочем, не удивительно при его-то профессии. С АК-47 он обращался даже более ловко, чем с зазубренными щипцами для удалений зубов.

— Я думаю, что за стрельба? Метнулся посмотреть… Ого, думаю! Ну, не беда, катафалк тем и хорош, что большой, много в него разных полезных штук помещается! Отобьемся!

В воздухе нарастал какой-то непонятный гул, скоро стало ясно, что это шум моторов вертолетов. Что-то громко засвистело, раздался звон разбитых окон и зал стал наполняться дымом…

— Вот, черт! — воскликнул док, бросил АК на пол и прикрыл голову руками. — Это «Беркут»! Что б не происходило, не сопротивляйтесь! Иначе — конец! Не сопротивляйтесь…

— Плюс! — раздался голос, многократно усиленный мегафоном, и началась катавасия.

Задымленный зал вмиг заполнили полчища черных солдат в противогазах. Откуда они взялись, я даже не понял, вернее, не успел понять. Мой пистолет выбили из рук, руки скрутили за спину и заломили, двое или трое схватили меня за руки и волосы и потащили по разгромленному залу на улицу. Меня вытащили из здания и бросили на землю лицом вниз, руки сцепили наручниками, какой-то гад вонючий наступил на мою шею огромным ботинком, а в голову уперся холодный ствол. Такая же участь постигла всех, кто был в зале, включая официанта и посетителей. Все это действо сопровождалось немецкой руганью, Герде такое обращение явно не понравилось, и она сыпала проклятиями, но ее грубо усмирили. Шустрые «Беркуты», небось, в отчете напишут, что операция прошла успешно, без шуму и пыли…

— Товарищ полковник, общественно опасные действия пресечены! — бодро отрапортовал кто-то.

— Так-так… Который из вас Ян Подопригора?

— Их бин… — прохрипел я из-под сапога. — Я это…

Меня ловко подняли на ноги и сняли наручники.

— Что тут произошло? — спросил полковник, кряжистый мужичек средних лет. — Мне звонил лейтенант белорусской милиции Шило, просил вам помочь? Я слушаю.

— Освободите фройляйн и доктора, это со мной… — откашливаясь, отплевываясь и отряхивая с себя пыль, попросил я.

— Это подождет, я слушаю.

— Да я и сам не знаю, сидим, обедаем, тут приходят эти… — Я ткнул пальцем в выложенных рядком рабов… — А с ними еще кто-то, я не разглядел, а еще был тип в балахоне, он нас опознал, и началась стрельба. Что такого мы сделали, я не знаю… Это все. Дальнейшие наши действия — это необходимая самооборона.

Полковник отдал команду освободить всех, кроме моих «коллег» и расспросил пострадавших посетителей о происшедшем. Дотошный! Однако в искажении фактов уличить меня не удалось.

Меж тем бойцы «Беркута» вытащили из зала пробитого пулями беднягу в балахоне, кучу пистолетов и докторский АК-47.

— Надо же, автомат, — сказал полковник, — какой только идиот разрешил свободную продажу автоматического оружия? Мало, что ли, нам было геморроя с полуавтоматическим?

Полковник, руководивший расследованием инцидента, допросил рабов, они на ломаном русском всю вину валили на своего хозяина, который, судя по всему, скрылся с места проишествия. Дескать, им приказали, а они приказы не обсуждают. Нам было позволено забрать свое оружие, а я сбегал в задымленный зал и нашел среди руин свой «Электронмаш». Как он уцелел — непонятно.

У входа в корчму сидел официант и демонстративно причитал. Как оказалось, он же являлся и владельцем заведения.

— Люды дорби! Товарыши! Що ш це коеться! Кляти москали гэть увэсю корчму разгромылы! Ой лышенько, яки збыткы! Горилку побылы, йижу змарнувалы, викна геть зломалы, двэри знэслы та клиентив налякалы! Якэ лишенько… За що мэни такэ?

— Твой кабак? — грубо спросил полковник.

— Мий, я його ось цимы рукамы збудував! А москали його гэть зруйнувалы… щоб йим повылазыло!

— Страховка есть?

— Та е… як же ж бэз нейи?

— Значит, пасть закрой, и не изображай из себя кающуюся Марию-Магдалину. А кабак твой разнесли не москали, а немецкие рабы! Но, может, ты хочешь сказать, что это «Беркут»? Может, это мои орлы разнесли твою дурацкую корчму? — сурово спросил полковник.

— Ничого такого я не казав! — испугался хозяин корчмы.

— Смотри мне, козак, заточу в узилище, по типу как за разжигание межнациональной вражды. Понял?

— А як же? Я що? Нэсповна розуму? Чы шо? — Хозяин тут же перестал кривляться, изображая безутешное горе, и шустро смылся с глаз полковника.

— Так-с, — обратился полковник к моим «коллегам», — согласно Уголовному кодексу УССР, рабы, совершившие преступление по приказу хозяев, передаются в государственную собственность сроком на три года. По истечении этого срока вам будет возвращена свобода и предоставлено советское гражданство.