Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа

— Кто? — застыла в недоумении Онорина.

— Мария де Бренвилье, — замахал руками барон.

— В чем созналась? — вспоминая колючий взгляд несравненной маркизы, уточнила я.

— Она — сообщница Экзили. Эта веселая компания изготовляла яды и продавала их жаждущим избавиться от богатеньких родственников, — отставляя полный бокал в сторону, возбужденно сообщил юноша.

— Зачем? — ахнула я.

— Если ты не беден, Анастасия-Алиса, всегда найдется желающий принять от тебя наследство, — справедливо рассудил Жюльенчик.

— Французская аристократка решила отравить меня, русскую боярыню? — удивилась я.

— Да, вы являлись свидетелем ее связи с маньяком, — поддержала барона Онорина.

— Но у нее самой отправили на тот свет четверых родственников! — влез в наш разговор неизвестно откуда появившийся мсье Кокнар.

— Прекрасная маркиза умертвила их своими нежными ручками, — с осуждением покачал головой Бульон.

Известие ошеломило меня настолько, что я долго не могла прийти в себя. Неужели из-за жалких разрисованных фантиков или блестящих железных кругляшков можно убить отца, мужа, братьев? Воистину, зло правит миром.

— Ее нашли в монастыре святой Бригитты близ Льежа — продолжал свой рассказ Жюльен. — Отцеубийца прилежно ухаживала за больными, а в свободное от работы время любила посидеть в монастырском саду. Оттуда ее и выманил Дегрэ. Соскучившись по страстным поклонникам, отравительница вышла на свидание с обольстительным кавалером за пределы обители.

— Где сейчас Бренвилье? — поинтересовалась побледневшая Онорина.

— В тюрьме! — ликующе воскликнул барон. — Жители Парижа празднуют великую победу!

— Но ее вину нужно доказать, — игнорируя бескомпромиссную логику верного друга, попыталась я заступиться за несчастную.

— В лаборатории Экзили найдены письма, в которых описаны преступления злодеев, — неожиданно нахмурился юноша. — Кстати, Ее Светлость приглашается на суд в качестве свидетеля.

Этого только не хватало: Алиса Смирнова, жительница третьего тысячелетия, обличает средневековую отравительницу в покушении на ее драгоценную жизнь. Впрочем, а почему — нет? Зло должно быть наказано.

Судебное заседание шло в темном, мрачном здании, чем- то походившем на дом Экзили. В длинном, низком зале, конец которого скрывался во тьме, стоял большой стол, покрытый зеленым сукном, а вокруг него восседали судьи. С потолка спускалась тусклая люстра в несколько свечей, которые освещали только незначительное пространство вблизи стола. В стороне вырисовывалось возвышение, покрытое чем-то черным. Туда поставили стул и предложили злоумышленнице сесть на него. Маркиза, облаченная в траур, была спокойна и холодно внимала обвинительным речам многочисленных свидетелей, в чьих рядах были слуги самой мадам Бренвилье, а также бывшие ее друзья. Со спокойной улыбкой непостижимая женщина слушала показания самих потерпевших и тех, кто потерял близких им людей. Казалось, страх оставил ее, а демоны отвернулись от мятежной души. Равнодушно отнеслась отравительница и к выступлению адвоката, который воспевал кротость и твердость обвиняемой.

Когда мне предложили рассказать о неудавшейся попытке маркизы лишить меня жизни, я выдавила из себя только одно предложение:

— Не уверена, что это сделала она.

Мария удивленно взглянула в мое лицо и впервые опустила голову.

— Почему ты не поведала им все, что знаешь? — прошипела Онорина, терзая мою руку.

— Не могу, дорогая, — виновато призналась я, — не умею бить лежачего.

Поднявшись со своего места, я внезапно для самой себя и присутствующих на суде покинула зал заседаний.

Только потом я узнала, что величайшую преступницу семнадцатого века приговорили к казни на Гревской площади. Справедливость восторжествовала, но почему нет радости оттого, что зло наказано, оттого, что больше не надо питаться одним хлебом, боясь отравиться? Разве только Нина придет за своей жертвой ночью, чтобы увести туда, куда скоро отправят маркизу! Вспоминая спокойный взгляд приговоренной к смерти, я не находила себе места.

Не выдержав распирающих меня тревожных эмоций, я взмолилась Дегрэ, когда он пришел навестить русскую «аристократку», о свидании с преступницей.

— Зачем вам это надо? — удивился сержант.

— Хочу понять: во имя чего люди идут на грех, заведомо зная, что последует расплата, — с грустью молвила я.

— Во имя денег и власти, княгиня, — улыбнулся моей наивности собеседник.

— Но она не такая, как все, — глотая слезы, вскрикнула я.

Где-то я эту фразу уже слышала? Ах, да! Мадим говорил мне, что женщина, выбранная им в супруги, особенная.

— Хорошо, я сделаю для вас исключение, чтобы как-то компенсировать нашу неповоротливость в работе, благодаря которой вы побывали в покойницкой маньяка в качестве будущего экземпляра его веселенькой коллекции. Кстати, Экзили тоже скоро предстанет перед судом, — грациозно склоняя голову в поклоне, произнес Дегрэ и вышел из моего номера.

Бренвилье сидела в своей камере на древнем грязном тюфяке: она молилась. Наше появление, казалось, не удивило приговоренную: взметнулись брови, но опустились глаза на старый, потрепанный молитвенник.

— Простите за назойливость, маркиза, мне захотелось увидеть вас еще раз, — чувствуя себя виновницей создавшейся трагической ситуации, прошептала я.

— Зачем? — сквозь зубы процедила она. — Впрочем, я дам вам аудиенцию, но без Дегрэ.

— Почему вы хотели убить меня? — простучала зубами я, когда сержант вышел.

— Свидетелей обычно убивают, мадемуазель, — отрешенно заявила осужденная.

— Но я не причинила вам зла, — покачала головой я.

— Вы могли мне его причинить, — повернулась ко мне всем телом надменная аристократка.

— Что породило в вас жестокость, благодаря которой вы хладнокровно сеяли вокруг себя смерть? — как можно мягче осведомилась я.

— Зависть, мадемуазель, которая не давала мне покоя ни ночью, ни днем, — с ненавистью усмехнулась маркиза.

— Но вы красивы, богаты, у вас был любящий муж. Что же еще надо женщине для счастья? — удивилась я.

— Любви короля, сударыня, — сверкнула гневными очами ревнивица. — И везения. Такого же, как у моей подруги.

— Кто ваша подруга? — внезапно вспоминая предсмертные речи Жанны, с дрожью в голосе спросила я.

— Атенаиса де Монтеспан, — всматриваясь в меня, словно видит впервые, вскричала отцеубийца. — Впрочем, зачем я вам говорю все это? Той, которая порождает любовь в сердцах всех мужчин, едва взглянувших на нее, не понять великую завистницу.

— Это я порождаю любовь? — невольно ахнула я. — Как вы не правы, Мария.

— В вас влюбился даже великий Экзили, — продолжала кричать осужденная.