Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— Почему ты так поступаешь? — спросил Бедн. — Где тут смысл?

— Ты когда-нибудь слышал о стране по имени Истанзия? — в ответ спросил Симони. — Она была не слишком большой. И у нее не было ничего, что могло заинтересовать других. Там жили самые обычные люди.

— Омния завоевала ее пятнадцать лет назад, — припомнил Дидактилос.

— Правильно. Так вот, я родился в Истанзии, — кивнул Симони. — Тогда я был еще ребенком. Но я все помню. Не забудут и другие. В моей стране живет множество людей, которым есть за что ненавидеть церковь.

— Но я сам видел, как ты стоял рядом с Ворбисом, — удивился Бедн. — Я думал, что ты его должен защищать.

— А я и защищал его, — подтвердил Симони. — Не хотел, чтобы Ворбиса убил кто-нибудь другой.

Дидактилос вздрогнул и поплотнее завернулся в тогу.

Солнце замерло на медном куполе неба, Брута дремал в пещере. Ворбис метался в лихорадке своем углу.

Ом стоял у входа в пещеру и чего-то ждал.

Ждал оправданно.

Ждал с ужасом.

И они пришли.

Они вылезли из-под обломков скал и из расщелин. Фонтаном вылетели из песка, материализовались из воздуха, который мигом заполнился голосами — едва слышными, походящими на комариный писк.

Ом напрягся.

Высшие боги разговаривают на ином языке, такое вообще трудно назвать языком. Скорее то была модуляция желаний и потребностей, без существительных и всего лишь с несколькими глаголами.

«…Хотим…»

— Мой, — откликнулся Ом.

Их были тысячи. Он был сильнее, у него верующий, но они затянули небо, будто туча саранчи. Жажда и тоска расплавленным свинцом лились на него. Единственное преимущество, в самом деле единственное, заключалось в том, что мелким богам была неведома концепция совместной работы. Данное понимание приходит только в процессе эволюции.

«…Хотим…»

— Мой!

Чириканье переросло в жалобный вой.

— Но вы можете забрать того, второго, — решил Ом.

«…Тупой, безжалостный, замкнутый, больной…»

— Знаю, — кивнул Ом. — Но этот — мой!

Сверхъестественный вопль эхом разнесся над пустыней. Мелкие боги предпочли спастись бегством.

За исключением одного.

Ом заметил, что он не роился вместе со всеми, но одиноко парил над какой-то выбеленной солнцем костью. И ничего не говорил.

Ом сконцентрировал внимание на оставшемся божестве.

— Эй ты! Он — мой!

«Знаю», — ответил мелкий бог.

Он знал язык, настоящий язык богов, хотя и говорил на нем так, словно долго рылся в памяти, подбирая нужные слова.

— Кто ты? — спросил Ом.

Мелкий бог зашевелился.

«Когда-то, давным-давно, был город, — сообщил мелкий бог. — Не просто город, но целая империя городов. Я, я, я помню каналы, парки. А еще было озеро. И на том озере, насколько помню, были плавучие сады. Я, я. И были храмы. Величественные, как в мечтах. Огромные храмы в виде пирамид, которые доходили до самого неба. Людей тысячами приносили в жертву. Во славу».

Ом почувствовал тошноту. Это был не просто мелкий бог. Это был мелкий бог, который не всегда был таким мелким…

— Кем же ты был?

«Храмы. Я, я, меня. Величественные, как в мечтах. Огромные храмы в виде пирамид, которые доходили до самого неба. Во славу. Людей тысячами приносили в жертву. Меня. Во славу.

Храмы. Меня, меня, меня. Во славу. Такие славные, как в мечтах. Великие, как в мечтах, пирамиды-храмы, которые доходили до самого неба. Меня, меня. Приносили в жертву. Сон. Мечта. Людей тысячами приносили в жертву. Во славу неба».

— Ты был их Богом? — с трудом выговорил Ом.

«Людей тысячами приносили в жертву. Во славу».

— Ты меня слышишь?

«Тысячами приносили в жертву и во славу. Меня, меня, меня».

— Назови свое имя! — закричал Ом.

— Имя?

Горячий ветер дул над пустыней, гнал перед собой песчинки. Эхо затерянного бога, кувыркаясь, улетело, исчезло среди скал.

— Кем же ты был?

Никакого ответа.

«Вот так все и происходит, — думал Ом. — Быть мелким богом очень скверно, правда, ты сам не представляешь, насколько это скверно, потому что не знаешь почти ничего, но постоянно присутствует нечто, возможно, зародыш надежды, знание и вера в то, что наступит время и ты станешь совсем другим, не таким, как сейчас.

Но насколько хуже побывать в шкуре великого бога, а потом превратиться не более чем в туманный обрывок воспоминаний, швыряемый ветром над песками, которые некогда были стенами твоих храмов…»

Ом развернулся и целеустремленно заковылял в пещеру. Он подошел к Бруте и боднул его в голову.

— Чо?

— Просто проверял, жив ли ты.

— Фф.

— Хорошо.

Ом снова встал на страже у входа в пещеру.

Говорят, в пустыне встречаются оазисы, но они словно кочуют с места на место. Пустыню невозможно изобразить на карте, потому что она питается как раз составителями карт.

Как и львы. Ом помнил этих тварей. Истощавших и совсем не похожих на львов из очудноземского вельда. Больше смахивающих на волков, чем на львов, а еще больше — на гиен. Храбростью они не отличались, скорее славились злобной, трусливой яростью, которая во сто крат опасней…

Львы.

Кстати…

Нужно найти львов.

Львы пьют воду.

Брута проснулся, когда солнце устало клонилось к закату. Во рту стоял змеиный привкус.

Ом упорно бодал его в ногу.

— Вставай, вставай, все самое интересное проспишь.

— Вода есть? — заплетающимся языком пробормотал Брута.

— Будет. Она всего в пяти милях. Поразительное везение.

Брута с трудом поднялся. Болели все мышцы без исключения.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую. Насколько тебе известно, я — бог.

— Но ты же говорил, что чувствуешь только мысли.

Ом про себя выругался. Брута ничего не забывал.

— Ну, все несколько сложнее… — попытался вывернуться он. — В общем, положись на меня. И пойдем скорей, пока не стемнело. Да, и не забудь этого своего Ворбиса.

Ворбис, свернувшись, лежал в углу. Он посмотрел на Бруту невидящими глазами, но беспрекословно поднялся, когда Брута потянул его за руку. Тем не менее вид у дьякона был отсутствующий.

— По-моему, он находится под действием какого-то яда, — сказал Брута. — В море водятся всякие ядовитые твари, есть даже ядовитые кораллы. Он постоянно шевелит губами, но я не могу понять, что он пытается сказать.

— Пошли быстрее. Бери его и пошли, — сказал Ом. — Нельзя его здесь оставлять.

— Но вчера ты хотел, чтобы я его бросил.

— Правда? — Даже панцирь Ома излучал святую невинность. — Ну, наверное, пока ты спал, я сбегал в эту твою Этику, и мое отношение к нему резко поменялось. Теперь-то я понимаю, как он нам нужен. Добрый старый Ворбис. Давай, бери его и пошли.

Симони и два философа стояли на вершине утеса. Они смотрели на иссушенные пастбища Омнии и далекую скалу Цитадели. Во всяком случае, двое из них смотрели в ту сторону.